Дебора Мартин - Серебряный лебедь
Возвратившись на место, Анабелла сухо ответила, глядя в сторону:
– Мои родители умерли. Сами понимаете, они не могут интересоваться тем, что со мной происходит.
– Прошу прощения, я не знал, – виновато склонил голову Колин.
Оба замолчали. Когда она вновь взглянула в его сторону, в ее глазах стояли слезы.
– Это не имеет значения. Я, в отличие от многих сирот, могу сама о себе позаботиться.
Он вспомнил о бродяжках, встретивших их у театра, о ее добром к ним отношении. Их взгляды встретились; дыхание Анабеллы участилось, и Колину показалось, будто она предчувствует то, что должно вот-вот произойти. Он смотрел на ее вздымающуюся грудь, на упрямо сжатые, словно защищающиеся от него губы и думал:
«Разве такая женщина может оказаться шпионкой? Нет, это невозможно».
Но следующие ее слова заставили его усомниться в правильности этого заключения.
– Оставшись сиротой, я захотела разыскать кого-нибудь из своих родственников. Будьте добры, расскажите мне о каком-нибудь из Мейнардов, что живут в Лондоне. Если вы кого-нибудь из них знаете.
Деланно небрежной походкой Анабелла подошла к шкафчику и достала с полки две дешевых чашки.
Колин не сразу сообразил, что ответить. Перебрав в памяти всех ближних и дальних родственников Уолчестера вместе с однофамильцами, он сложил руки на груди и протянул:
– Что же… попробую припомнить. Есть Джон Мейнард, он юрист, имеет рыцарское звание.
Анабелла чуть не уронила блюдце:
– Рыцарское звание?
«Кажется, это для нее важно», – отметил про себя Колин и продолжил:
– Да, правда, он получил его совсем недавно, когда стал королевским сержантом. Еще год назад к нему обращались не «сэр», а просто «мистер».
Она разочарованно пожала плечами.
– Есть еще его сестра Летиция. Злобная ведьма, обожающая перемывать косточки знакомым и незнакомым дамам. Выйдя замуж за дворянина, стала считать себя особой выдающегося ума. Никогда не мог понять, как одно может быть связано с другим.
Анабелла даже не улыбнулась, когда он недоуменно развел руками. Летиция ее явно не интересовала.
– Ах, да, поэт Луис Мейнард, его тут знает каждая собака. Он все свободное время толчется при дворе и читает старым напыщенным болванам свои вирши.
Брови девушки задумчиво приподнялись. Расставляя на столе посуду, она с интересом спросила:
– Он старый?
– Не сказал бы, примерно моих лет.
Моментально утратив интерес к поэту, Анабелла принялась разливать чай.
Стараясь выглядеть как можно более естественным, Колин воскликнул:
– Чуть не забыл! Эдвард, граф Уолчестер! Ему около пятидесяти. Вот бы вам такого родственника. Нельзя сказать, что он уж очень богат, но денег у него вполне достаточно, чтобы позволить себе некоторое время баловать нарядами такую женщину, как вы.
Попадание, как он и ожидал, оказалось точным – Анабелла застыла с чашкой в руке.
Через секунду она деланно засмеялась, стараясь не встретиться с ним взглядом:
– Аристократ?! Никогда не поверю, что принадлежу к аристократическому роду.
Колин взял у нее чашку, поставил на пол рядом с кушеткой и убежденно возразил:
– А я, напротив, уверен, что вы связаны с аристократами, – он взял Анабеллу за руку, не позволяя ей отойти. – Женщина вашей красоты, вдобавок обладающая столь изящными манерами, просто обречена вращаться в высшем свете, – девушка словно окаменела, он, не обращая на это внимания, притянул ее к себе. – Ну, а теперь, милая Анабелла, пришла пора более задушевных занятий.
Она с усилием высвободила руку и села за стол.
– Пожалуйста, не сейчас, – заметив двусмысленность своих слов, Анабелла поспешно добавила: – Я хочу выпить немного чаю, чтобы согреться. Почему бы и вам не выпить вместе со мной? Это пойдет вам на пользу.
«Снова она с этим чертовым чаем», – подумал Колин.
Он хотел было сказать, что хочет ее, а не чаю, но вдруг заметил, что она поднесла чашку к губам и, не отпив ни глотка, поставила ее на стол. Колин тоже взял свою чашку и, делая вид, что пьет, незаметно понюхал напиток.
Эстрагон и валерьяновый корень. Эти запахи он сможет отличить в сотне других… Итак, его намереваются угостить снотворным зельем. Когда-то Мина сообщила ему рецепт этого зелья. Колину даже доводилось пару раз самому готовить это чудодейственное средство.
Так и не отпив, он поставил чашку на пол. Его обуяла ярость.
Сто тысяч чертей! Эта девка пытается усыпить его. С какой целью? Обворовать? Убить? Неужели она его настолько ненавидит? Но вслед за этим у него мелькнула новая мысль, которая поразила Колина своей простотой и очевидностью. Господи, да эта девушка всего лишь боится, что он овладеет ею! Возможно, она проделала такой же трюк и с Сомерсетом. Она накачала его на ночь зельем, а наутро… Правда, оставалось непонятным, что она ему наплела потом, но это можно выведать у самого Сомерсета. Завтра надо будет непременно поговорить с ним. Завтра…
А сегодня ночью… Колин хмуро улыбнулся и встал с кушетки. Глаза Анабеллы широко распахнулись от ужаса. Она резко поставила чашку на стол, расплескав содержимое, и вскочила со стула, едва не уронив его.
– Вы не хотите…
– Допить свой чай? – саркастическим тоном подхватил Колин. – Нет, Анабелла, я не намерен сейчас пить чай. Лучше я тебя поцелую.
Она растерянно приоткрыла рот и, прижав руки к груди, отступила назад. Колин сделал два быстрых шага, и она очутилась в его объятиях.
Некоторое время Колин хладнокровно наблюдал за ее сопротивлением, но, едва их губы соприкоснулись, все мысли тотчас покинули его. А стихающая ярость придала поцелую остроту. Он не испытывал угрызений совести, хотя знал, что она не хотела их близости и боялась ее. Однако это лишь только разжигало его пыл. Он сильнее прижал Анабеллу к себе одной рукой, а другой придерживал ее голову, запустив пальцы в длинные влажные волосы.
Прикоснувшись к его губам, Анабелла напряглась, как струна, оставаясь холодной. Она собрала все силы для обороны, но Колин чувствовал, что ее защита не устоит перед его страстью – может быть, через полчаса, а может, где-то в середине ночи она непременно сдастся.
Едва он поставил чашку на пол и шагнул к ней, Анабелла поняла, что проиграла. Никогда еще она не чувствовала себя такой обнаженной под мужским взглядом. Она была сейчас, словно клен на зимнем ветру, и это перепугало ее не меньше, чем ярость, сверкнувшая в его глазах. Но то была не та ярость, которую она привыкла видеть в глазах своего отчима – Анабелла не почувствовала в Колине готовности к грубому применению силы.
Едва поцелуй прервался и она готова была вздохнуть с облегчением, Колин стал нежно прикасаться губами к ее бровям, векам, носу. Ощущение неземного блаженства охватило Анабеллу. Ей казалось, что ее сердце готово растаять.
