Кэтрин Гэскин - Я знаю о любви

Но для Розы подарков не делал.

Она ненавидела его привычку строгать. Адам мало участвовал в общих беседах и почти никогда не говорил с Розой, думаю, от неуверенности в себе. Мне казалось, что Адам захвачен какой-то скрытой страстью, его выдавали только глаза. Иногда, когда Роза двигалась вокруг костра, помогая Кэйт, или чем-то увлекалась, он бросал на нее быстрый взгляд. Я замечала тогда что-то безнадежное в глазах Адама. Я видела все это, потому что мне трудно было не смотреть на него.

Однажды я спросила его о пристрастии к поделкам из дерева.

— Мой дед строил корабли, — с гордостью ответил Адам. — Он был одним из лучших в Нантекете. Дед все мог сделать из куска дерева и выучил меня всему, что я теперь умею.

— У вас в семье все были связаны с кораблями?

Он поднял глаза от маленькой вещицы, которую вырезал. Его лицо неожиданно вспыхнуло от радости.

— Отец моей матери, Фарелл Бедлоу, был первым капитаном «Джулии Джесон». Это судно, перевозившее нефть, принесло больше миллиона прибыли и сделало его владельцев богатыми.

Это было одно из редких проявлений чувств, которые он в себе прятал: тоска по дому, по морю. Он все еще не совсем принадлежал прииску и нам.

— Мой отец был капитаном-китобоем. Он пропал без вести, огибая мыс Горн, еще до моего рождения, а корабль благополучно вернулся в Нантекет.

— А вы, Адам? — спросила я опрометчиво. — Какой у вас был корабль?

Он холодно взглянул на меня.

— Это была «Джулия Джесон», вторая. Я потопил ее в Бесс Стрейт, когда был ее капитаном.

Я была поражена внезапной резкостью и страданием, мелькнувшим в его глазах. Казалось, в тот момент он ненавидел меня.

Никто из нас почти ничего не знал об Адаме. О нем мог знать только Ларри, но он крепко хранил тайну. Существовал неписаный закон этого края, по которому прошлое человека было его личным достоянием. Сейчас я нарушила этот закон и узнала больше, чем хотела бы услышать. Такой человек, как Адам, не из тех, кто прощает непрошенное, хоть и неумышленное влезание в душу, когда задевают ее самые горькие струны.

Я молча сидела рядом с ним, боясь пошевелиться, а он продолжал выстругивать. Роза присела рядом, и журчание ее легкой речи немного нас успокоила. Казалось, она не замечала настроения Адама или не обращала на это внимания. Молчание было не для Розы. Она продолжала говорить, губы Адама тронула улыбка, и скоро он уже смеялся.

Роза могла показаться невинной, но она была просто искусной. И у нее бывали сомнения. Обычно они приходили, когда Ларри и Адам уезжали из Балларата надолго. В их отсутствие Роза становилась беспокойной и целиком была поглощена слишком легким покорением Тома Лэнгли. Мне было знакомо это прихорашивание перед зеркалом, часы флирта с Томом, что делало ее душу более неуравновешенной при возвращении Адама. Мне знакомы были этот тревожный сон и беспокойные сновидения, в которых она громко называла имя Адама. Она постоянно спрашивала меня, когда вернется Адам.

— Как ты думаешь, ему понравится такая прическа или, может быть, приподнять волосы?.. Как ты думаешь, привезет он мне подарок? Означает ли что-нибудь, если он привозит мне подарок, или он считает это обычным поступком? Как ты думаешь, Эмми… Эмми, как ты считаешь?..

А после, когда ее кокетство сменялось крайней тревогой, она кричала:

— Эмми, я люблю его! А что, если он не любит меня? Или не позволяет себе этого?

Она лежала на матрасе, и ее тело вздрагивало от рыданий и страха. А я не могла не пытаться утешить Розу, потому что любила и ее. Положив руку ей на плечо, я говорила:

— Все будет хорошо, дорогая. Ты увидишь. Все будет хорошо.

Так легко быть щедрой к человеку, которого любишь, и когда думаешь, что у тебя самой никакой надежды нет.

Но иногда Адам слегка приоткрывался. Однажды он и Ларри привезли мне платок из Мельбурна. Я была одна в лагере, стирала одежду — с непричесанными волосами и с руками, до локтя покрасневшими от очень жесткого щелочного мыла, — когда они быстро прошли мимо палаток, неся каждый по полотняному мешку.

Ларри устало опустился на одно из бревен, встряхивая рукой, чтобы снять напряжение.

— Эмми, дай нам чашку чая, будь умницей.

— Путешествие было удачным? — спросила я.

На лице Ларри появилось некоторое оживление.

— Замечательным! Там был один корабль, прибывший только что из Калькутты, другой — из Ливерпуля. Лэнгли дал нам немного заработать. Эти пароходы сейчас совершают путешествия быстрее… — Он подул на горячий крепкий чай. — Отлично, Эмми! Иногда пыль бывает такой густой, что я боюсь задохнуться. Да, у меня, Эмми, есть для тебя посылка от Джона Лэнгли.

— Для меня?..

— Да… Он благодарит за отличное ведение бухгалтерии.

Я перевела взгляд с него на Адама, чтобы убедиться, не подшучивают ли они, но улыбка Адама была ободряющей.

— И далее, — продолжал Ларри, — Адам подумал, что мы должны подкупить нашего бухгалтера и уговорить его остаться здесь с нами. Передай мне сумку, Адам.

И Ларри достал маленький узелок, бережно упакованный в ткань. Я медленно развернула узелок. Это был кашмирский вышитый платок. Я вздохнула от восхищения, когда взяла его в руки.

— Это мне?.. Действительно мне?

— Я хотел бы вдесятеро больше для тебя, Эмми. Ты заслужила это. Тебе нравится? Его выбирал Адам.

Я недоверчиво взглянула на Адама. В это трудно было поверить. Я снова подумала, что по-настоящему не знаю Адама. Никто из нас не знает. Он неожиданно протянул руку, чтобы потрогать платок, как будто получал такое же удовольствие от прикосновения к нему, как и я.

— Этот платок недостаточно хорош для тебя, Эмми. Ларри прав, ты заслужила десять таких.

Затем, когда он потрогал пальцами платок, я заметила на его правой руке грубо намотанную грязную повязку.

— Адам, что у тебя с рукой?

— Царапина от пряжки. Так, ерунда.

— Я сделаю тебе чистую повязку.

Несмотря на его протест, я промыла и перевязала рану. Он поморщился, когда раствор защипал кожу. Мне было приятно касаться его руки. Я стояла на коленях, когда работала, и делала перевязку руки дольше, чем требовалось.

— Спасибо, Эмми, — сказал он мягко, почти покорно.

Я подняла на него глаза, стараясь продлить радость общения с ним. Но тут подошел Ларри.

— Вы хорошая, Эмма Браун, — сказал он. И потрепал меня по щеке. Я вспыхнула от удовольствия. Адам глядел на меня, улыбаясь и одобрительно кивая. На какое-то невероятное мгновение я подумала, что он мог коснуться меня так же, как Ларри. Был один из тех редких моментов, когда я чувствовала себя привлекательной и знала, что это так.