Барбара Картленд - Любовь на Востоке
Телосложением Шона заметно отличалась от Анжелы. Кроме того, она была сильнее и — чувство такта вынудило его усомниться в уместности такого определения, но он на него все-таки отважился, — более чувственной.
Маркиз не мог забыть, как прижимал к себе ее стройное тело и целовал пухлые, податливые губы. И когда она случайно снова оказалась в его объятиях, он уже знал, что это та самая женщина. Смущало его только одно обстоятельство — это было невозможно. Ибо маркиз был абсолютно уверен: в ту ночь он находился в своей каюте в полном одиночестве.
Тут ему пришло в голову, что эти мысли могли отразиться на его лице. Она могла все понять и — что было бы вполне справедливо — возмутиться. Возмутиться — и оставить его.
Этого нельзя было допустить.
Он попытался успокоиться и прислушаться к голосу разума.
Она должна была оставаться рядом хотя бы из чисто практических соображений. Цель, ради которой он нанял эту девушку, была еще далека. Вот и все. Однако маркиз понимал, что существует еще одна причина, по которой он не мог ее отпустить.
Он хотел бросить вызов небесам. Все эти годы прожил без любви, смиренно влача свой крест. А сейчас, когда маркиз собирался совершить нечто ужасное, поступок, который перечеркнул бы все его положительные качества, любовь огневым вихрем ворвалась в его жизнь, обещая радость и тепло, сокрушая его уверенность в себе, напоминая обо всем, что он тщетно пытался забыть...
Шона не сводила с него глаз. В них читалось недоумение и — быть может, это просто померещилось ему? — легкое волнение.
— Что вы имеете в виду? — спросила она, возвращаясь к их разговору. — Что произошло?
— Ничего. Ничего. Давайте на этом остановимся. Меньше всего на свете мне бы хотелось показаться вам назойливым.
— Это невозможно, — быстро возразила Шона. — Но нам все же пора возвращаться на яхту.
— Разумеется, — ответил он, и плечи его едва заметно опустились.
Вернувшись на судно, они обнаружили, что Эффи и Лайонел еще не прибыли. Пришли они позже — веселые, хохочущие, обвешанные магазинными пакетами. Лайонел покупал своей спутнице подарки.
— Эффи, прошу тебя, будь осторожна, — с тревогой в голосе предупредила Шона, когда обе девушки переодевались к ужину.
— Не беспокоитесь, мисс. Он просто игривый щенок, — спокойно ответила Эффи. — Кроме того, это будет уроком Джимми.
— Неужели?
— Я же вам рассказывала: он обвинил меня в том, что я, мол, вожусь со всякими сомнительными личностями. С теми, с которыми «порядочная девушка не стала бы связываться». Это его слова. А когда я попыталась ему возразить, даже слушать не стал! Так что, возможно, настало время сделать то, в чем он меня обвинял! Тогда мы будем квиты.
— Но он же об этом не узнает, — резонно заметила Шона. — И если вам суждено снова встретиться...
— Уж это-то меня абсолютно не волнует, мисс! Можете мне поверить, — презрительно фыркнула Эффи.
Шоне пришлось уступить.
За ужином Лайонел сыпал шутками и остротами, а после настоял на том, чтобы они все вместе отправились в салон. Там он сыграл несколько забавных песенок на пианино.
— Что мне еще сыграть? — наконец спросил юноша.
— Не надо больше ничего играть, — сказала Эффи, заметив, что силы Шоны и маркиза на исходе. — Лучше покажи мне звезды.
Схватив Лайонела за руку, она потащила его на палубу. Оставшиеся в салоне вздохнули с облегчением.
— Ох уж этот племянничек! — воскликнул маркиз. — Теперь вы, вероятно, понимаете, почему я не хотел, чтобы он ехал с нами.
Шона рассмеялась.
— А вы не играете на пианино?
— Очень плохо, — признался он. — И очень громко. А вы?
— Играю, но, поскольку вы об этом не упоминали, я решила, что было бы несколько самонадеянно с моей стороны предлагать свою игру.
— А я не просил вас потому, что боялся, как бы вы не смутились, если бы недостаточно владели техникой, — ответил маркиз.
— Мы оба чересчур щепетильны, — решила Шона. — Позвольте мне быть честной: я очень хотела бы сыграть что-нибудь на пианино. Но если вам покажется, что я играю ужасно, то, пожалуйста, скажите мне об этом без всякого стеснения.
— Но вам нравится музицировать?
— По правде говоря, я очень люблю пианино и часто играю на нем дома, но мой отчим говорил, что не любит музыку вообще. Потому мне приходилось играть только в его отсутствие.
В следующий же миг Шона испугалась, не заметил ли маркиз ее промаха. Она ведь играла роль вдовы, живущей в полном уединении, а тут вдруг упомянула отчима! Это была очень досадная ошибка.
Но маркиз, похоже, ничего не заметил.
— Очень милое фортепьяно, — сказала она, пытаясь отвлечь собеседника.
— Мне подарила его моя бабушка. Оно очень старое и очень дорогое. Бабушка сохранила инструмент в идеальном состоянии просто потому, что очень гордилась им и некогда приглашала многих талантливых музыкантов, которые на нем играли.
— Значит, вас с раннего детства учили любить музыку? — спросила Шона.
— На этом настаивала моя бабушка, — ответил маркиз. — Я обожаю музыку. И подозреваю, вы тоже.
Шона улыбнулась, но ничего не ответила. Вместо того она просто села за пианино и бережно пробежалась пальцами по клавишам.
Затем, когда маркиз удобно уселся в кресле, сыграла одну любимую с детства старинную мелодию. Эту мелодию очень любила и ее мать.
Она вспоминала маму и то, как счастливо они жили, пока был жив отец...
Одна мелодия незаметно сменяла другую, и каждая из них напоминала девушке о той пылкой и нежной любви, которая соединяла сердца ее родителей.
Наконец Шона перестала играть и опустила руки на колени.
Повернувшись к маркизу, она поняла, что играла довольно долго. На некоторое время она просто забыла о его присутствии.
Маркиз еще несколько минут хранил молчание, но вскоре заговорил:
— Почему вы не сказали мне, что вы музыкант? Слушая вашу игру, я был так счастлив, как не бывал уже очень давно.
— Очень рада это слышать, — ответила Шона. — Музыка должна всегда отражать настроение исполнителя. Когда я играла, то вспоминала свое богатое радостями детство и то, как счастливы были мои родители, пока не умер отец...
На лицо маркиза опустилась мрачная тень.
— Счастье всегда обречено на гибель, не так ли? — тихо вымолвил он. — Не следует об этом забывать.
— Это не так! — пылко возразила Шона. — Вовсе не обязательно, чтобы счастье гибло.
— Вы ошибаетесь, — внезапно погрубевшим голосом ответил ей маркиз. — Это иллюзия, которая рано или поздно будет развеяна. Разве вы еще не прочувствовали это на собственном опыте? Сколько лет длился ваш брак?
