Шэна Эйби - Роза на зимнем ветру
– Хотел бы, да не могу, – мрачно ответил Дэймон. – Боюсь, твой поспешный отъезд уже вызвал в замке переполох. Без тебя я не могу туда вернуться. Пусть кто-нибудь другой объясняет твоей челяди, с чего это вдруг их госпоже вздумалось попутешествовать!
Соланж погладила темную жесткую гриву Иоланды.
– Значит ли это, милорд, что ты все-таки согласен сопровождать меня?
– Я вынужден согласиться, хотя мой здравый смысл противится такому безрассудству. Теперь вся надежда на господа.
– Я больше не полагаюсь на господа, – ответила Соланж. – Я предпочитаю защищать себя сама.
Собираясь в дальний путь, Соланж взяла с собой скатанный шатер из плотной темно-зеленой ткани. Теперь она пыталась доказать Дэймону, что он незаметен на фоне листвы. Дэймон даже не взглянул на сверток.
Предзакатное солнце согревало землю скудным теп лом, рисуя на ней длинные тени деревьев. Путники старались держаться лесов, опасаясь, что на дороге или в полях их могут заметить. Такая тактика изрядно замедляла продвижение, и это раздражало Дэймона. Они ехали уже несколько часов, а казалось, что несколько дней. Каждую минуту приходилось быть настороже.
Пока не стемнело, они решили остановиться на отдых в дубовой роще под сенью могучих деревьев. Их густые кроны так плотно сплетались над головой, что не было видно неба.
Ступая по мягкому ковру палой листвы, Соланж подошла к Дэймону со свернутым шатром.
– Его надо поставить, чтобы укрыться от чужих глаз, – настаивала она.
– А что укроет от чужих глаз твою Иоланду? Или ты и для нее прихватила шатер?
Соланж зажмурилась и вздохнула. Дэймон взглянул на нее, любуясь ее красотой. Стройная фигурка Соланж выделялась на фоне зеленой листвы. Золотые блики за ката играли в ее волосах. Даже в мешковатом плаще, с припухшими от усталости глазами, она была, безусловно, самой привлекательной женщиной в мире.
Соланж открыла глаза.
– Иоланда – хорошая лошадка. Она не станет шуметь, – ответила она.
– Хотел бы я, чтобы ты была так же послушна, – сквозь зубы пробормотал Дэймон.
Соланж бросила ему под ноги скатанный шатер.
– Я и не думала, что ты окажешься таким невыносимым спутником! – в сердцах воскликнула она с возмущением.
Не обратив внимания на сверток зеленой ткани, Дэймон подошел к Тарранту, расслабил подпругу и снял седло. Жеребец стоял смирно.
– Подумай хорошенько, графиня. Насколько я понимаю, сейчас для тебя самое главное – ехать быстро и, по возможности, тайно. Так ведь?
– Так, – нахмурилась Соланж.
– А ты не думаешь, что, пока мы будем нежиться под сенью твоего замечательного шатра, нас могут обнаружить паломники или, хуже того – отряд людей твоего покойного мужа. Что тогда? Мы вежливо попросим их подождать, покуда не выберемся из складок шатра, чтобы вскочить на коней и ускакать прочь?
– Да, но я...
– Ты должна довериться мне, Соланж. Мы будем спать на земле, и укрываться палой листвой. Я надеюсь, что твоя кобылка и вправду хорошо обучена, потому что кони – единственное, что нас может выдать.
– А твой конь хорошо обучен? – вызывающе осведомилась Соланж, уперев кулачки в бедра.
Дэймон пожал плечами.
– Таррант – боевой конь чистых кровей. Он столько раз спасал мне жизнь. Обучен он так, как надобно мне, и подчинится любому моему приказу.
Соланж шагнула к жеребцу прежде, чем Дэймон успел предостеречь ее, и ладонью обхватила его морду. Она молча смотрела в большие влажные глаза. Таррант не шевельнулся, зачарованно глядя на нее.
Дэймон едва удержался, чтобы не крикнуть. Жеребец не терпел чужаков. Дэймону доводилось видеть, как пажи и оруженосцы буквально тряслись от страха, не решаясь и подойти к нему. По крайней мере, дважды Дэймон сам лечил людей, которые неосторожно поднесли руку слишком близко к морде Тарранта и лишились пальцев... А теперь Соланж буквально зачаровала его коня. Неужели ни одно живое существо на свете не в силах устоять перед ней?!
Эта мысль настолько взбесила его, что он отвернулся, не желая наблюдать эту возмутительную сцену, и принялся разгребать ногами листья.
– Он тебе очень предан, – сказала Соланж, осторожно опуская руку. – Что означает его имя?
– Гром, – неохотно буркнул Дэймон. – Гром. Это все, что я слышал тогда.
Дэймон жил в громе, ибо так было нужно. Ради своих владений. Ради людей, ему преданных. Ради короля. Этот гром заглушал в нем иные, более слабые чувства, давал ему силы жить в ритме боя и выживать, когда все вокруг уже были мертвы.
Так он и жил под грохот копыт и стук его собственного сердца. С каждой новой атакой гром этот звучал для него все сильнее и оглушительней. Этот грохот растворял в себе страх, подавлял в Дэймоне отвращение, которое тот всегда испытывал, поднимая руку на человека.
Этот гром в свое время заглушил в нем даже память о Соланж. Ни прежде, ни после ничто не обладало подобной силой. Только битва, только смерть и разрушение помогали ему забыть Соланж. Иногда он боялся, что гром войны отравит его душу, сделает его глухим и слепым к чужой боли...
– Гром, – задумчиво повторила Соланж. – Красивое имя. Мне нравится.
– Плевать я хотел на твое мнение, – процедил сквозь зубы Дэймон. – Займись своей кобылой, чтобы мы могли, наконец, отдохнуть.
Соланж не ответила на его грубость и тихонько отошла к Иоланде.
Руки Дэймона сжались в кулаки, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы разжать пальцы.
– А что стало с той кобылкой, с которой ты покинула Айронстаг? Что случилось с Гитой?
– Ее забили, – тихо сказала она после паузы.
– Почему? Что с ней стряслось? Когда вы уезжали, она выглядела вполне здоровой.
– Несчастный случай. Ее пришлось забить.
Соланж на миг прижалась лицом к шее лошади, пытаясь скрыть бурю чувств, которые охватили ее при одном упоминании о Гите.
Благородная Гита. Единственный друг, который остался у Соланж после того, как она уехала из Айронстага. Отважная бурая кобылка, которая последовала за ней в Уэллберн, а затем и во Францию. Которая верно служила своей госпоже, пока не вернулся Редмонд...
Иоланда негромко фыркнула, раздраженная медлительностью хозяйки. Соланж прикусила губу и потрепала лошадь по холке. Затем она сняла седло и принялась чистить ее скребницей, которую даже в спешке не забыла прихватить с собой. Иоланда только что не мурлыкала от удовольствия – она обожала, когда ее чистили, и Соланж всегда старалась делать это сама.
– Хорошая девочка, – бормотала она, – замечательная девочка!
Кобылка согласно кивала.
Даже сейчас, пустившись в бега, снедаемая то ли страхом, то ли горем, Соланж все так же спокойно беседовала с животными, словно это была самая естественная вещь в мире. Быть может, она и вправду ведьма, как давно болтали в Айронстаге? Дэймона бы это не удивило...
