Джейн Фэйзер - Любимая
Тео вскрикнула — она порезала ногу об осколок стекла.
— Этого я и опасался!
Сильвестр вскочил и так резко толкнул ее, что она упала на кровать, болтая кровоточащей ногой.
— Оставайтесь там, пока я не уберу осколки. Тео больше не играла в оскорбленную невинность. Она скрестила ноги и уставилась на порез.
— Я разбила рюмку.
— Неужели помните?
Граф посмотрел на нее, стоя на коленях. В ладони у него были осколки.
Тео покачала головой:
— Кажется, я обезумела и утратила способность что-либо понимать и чувствовать.
— Слава Богу, что вы ее опять обрели, — проговорил граф, улыбнувшись. — Забудем об этом.
Он поставил графин на туалетный столик и обмакнул полотенце в холодную воду из кувшина.
— Дайте-ка я осмотрю вашу ногу.
Тео вытянула ногу и откинулась на кровать. Вообще-то она не была уверена, что вновь обрела способность спокойно соображать. Если бы это было так, то почему же она лежит здесь и принимает помощь от человека, которого ненавидит? Но может быть, она слишком устала, чтобы обращать на это внимание? С этой мыслью Тео закрыла глаза.
В следующую минуту она почувствовала на своем разгоряченном лбу холодное полотенце.
— Так лучше? Тео открыла глаза.
— Да… благодарю вас.
В серых глазах графа промелькнула улыбка, и впервые Тео подумала, что он вовсе не выглядит как человек, которого надо ненавидеть. Казалось, что до этого момента она видела его сквозь туман гнева и скорби.
— Вам надо поесть, — проговорил граф, бросая мокрое полотенце обратно в рукомойник. — Я пойду и принесу поднос, пока вы уляжетесь в постель, а потом мы немножко поговорим.
Тео присела в кровати, откинувшись на подушки, и попыталась сосредоточиться. Она чувствовала себя так, словно ее пропустили меж валиков для отжимания белья, а затем пригласили на беседу с лордом Стоунриджем, о теме которой нетрудно было догадаться.
Графинчик с портвейном и рюмка все еще оставались на полу рядом со стулом. Тео соскользнула с постели, неуверенно шагнула к графину, наполнила рюмку и немного отпила. Если предполагается, что портвейн укрепляет, то на этот раз вино сразу же ударило ей в ноги, и Тео, зажав рюмку в руке, поспешно села на кровать.
Глаза ее снова остановились на портрете, с которого отец улыбался ей. Его наследство могло бы принадлежать ей, если бы она заплатила соответствующую цену. Тео отхлебнула еще глоток.
Когда граф спускался по лестнице, леди Илинор вышла из гостиной.
— Вы были у Тео, лорд Стоунридж? Сильвестр остановился на нижней ступеньке.
— Да, сударыня. Я хочу попросить Фостера приготовить ей поесть. Она была голодна, когда вернулась. Леди Илинор задумчиво разглядывала его.
— Вы собираетесь сами отнести ей поднос?
— С вашего разрешения, леди Белмонт. Их взгляды встретились.
— Мне кажется, вы уже все решили, милорд, — сухо проговорила леди Илинор. — Надеюсь, ваш сюртук еще послужит вам.
Сильвестр проследил за ее взглядом.
— Да, ради благой цели.
Леди Илинор кивнула. Этот граф действительно проявлял необычайную настойчивость!
— Ну что ж, надеюсь, вы получите дивиденды с выгодной сделки, — проговорила она, направляясь в гостиную. — Тео быстро восстанавливает утраченные позиции.
— Это меня и окрыляет, — пробормотал граф ей вслед. Он вызвал Фостера.
— Ужин для леди Тео, — приказал граф. — Приготовьте поднос, я сам отнесу.
— Это может сделать горничная, милорд.
— Уверен, что может, — нетерпеливо проговорил его светлость. — Но я хочу отнести его сам.
На лице Фостера видно было неодобрение. Спальня леди не место для джентльмена, особенно если он направляется туда в сопровождении графина с портвейном.
— Хорошо, сэр. — И Фостер с чопорным поклоном удалился на кухню.
Пять минут спустя дворецкий вошел в библиотеку с накрытым салфеткой подносом.
— Я добавил бокал кларета, сэр. Того самого, что вы пили за обедом. Леди Тео он нравится. — Он все еще излучал неодобрение.
— Уверен, что леди Тео оценит ваше усердие. — Сильвестр взял поднос и пошел следом за дворецким. — О Господи, вы никогда не слушаете, что вам говорят! — воскликнул он, войдя в комнату Тео. — Я же сказал, чтобы вы легли в постель. А вы что делаете?
— Пью портвейн, — сонным голосом ответила его кузина. — Мне говорили, что он придает силы.
— Ну и как, вы убедились? — спросил граф, ставя поднос на туалетный столик.
Уже совсем стемнело, и он зажег свечи в канделябрах.
— Не знаю, как насчет сил, но я чувствую себя немного пьяной.
Сильвестр вздохнул. Еще немного, и она скоро будет не в состоянии его выслушать, а утром, вероятно, будет такой же упрямой и грубой, как всегда.
— Ложитесь в постель, — приказал он.
— Еще рано ложиться.
Тео встала, пытаясь сохранить равновесие. Затем удовлетворенно кивнула.
— Видите, у меня довольно крепкая голова…
Крепкая или нет, но его кузина была не вполне трезвой. Чем скорее еда перекочует в ее желудок, тем лучше.
— Лучше съесть ужин в постели, — сказал граф. И с этими словами он схватил Тео в охапку, откинул одеяло и запихнул под него кузину. Графа удивила легкость, с какой ему удалось это проделать, что ясно говорило о слабости теперешнего состояния Тео. Он сложил подушки одну на другую и прислонил ее к ним.
— А теперь, кузина, ешьте свой ужин.
Тео заморгала, соображая, стоит ли бунтовать и будет ли это полезно, вдохнула аппетитные ароматы с подноса и решила, что не стоит.
— Вам лучше воздержаться от кларета, — посоветовал Сильвестр.
— Нет! — Тео схватила его за руку, готовую убрать рюмку. — Я не могу есть без вина… и, кроме того, это мое любимое.
— Думаю, что так, — согласился Сильвестр. Тео исследовала содержимое подноса. Грибной суп, холодная цыплячья грудка, пирог со сливочным кремом.
— Вы за обедом ели другое. Я чувствовала запах молочного поросенка.
— Но вы предпочли не появляться за обеденным столом, — спокойно напомнил граф. — На вашем месте я был бы благодарен и за это.
Он придвинул стул к кровати и снова оседлал его, сложив руки на спинке.
Тео придумывала едкий ответ, но, не найдя такового, зачерпнула ложкой суп.
Портвейн оказал смягчающее действие, отметил граф, наполняя свою рюмку, которую Тео оставила на полу. Он решил подождать, пока она поест, и только потом приступить к намеченному разговору. Поэтому он спокойно потягивал портвейн и наблюдал за ней.
Под влиянием обильного обеда признаки бури быстро ослабевали. Нос Тео перестал блестеть, в мягком мерцании свечей волосы ее восстановили свой обычный блеск, а лицо утратило бледность и приобрело розовато-золотистый цвет. Ее руки и шея оставались открытыми, а кожа, казалось, светилась сама по себе. Взгляд графа перешел на ее грудь, на кружевную оборку, которая подчеркивала глубокую расселину меж грудей.
