София Нэш - Секреты скандальной невесты

— Какого черта вы не выйдете за него замуж?

Нда… пытаться говорить с ним на эту тему почти невозможно.

— Вероятно, потому, что я считаю, что он не сделает меня счастливой, как и я его.

Он издал малопонятное восклицание, снял с головы шляпу и провел рукой по волосам. На какое-то мгновение он стал похож на своего единокровного брата.

— Какое отношение имеет к этому счастье? — Он произнес это, словно демонстрируя презрение. — Боже милостивый, только не говорите мне, что вы романтик! Я думаю, что жизнь в армии излечила вас от этого вздора.

— Я никогда не была романтиком.

— Знаете, поскольку больше некому, позвольте мне просветить вас, что такое брак. Сравните его с разведением лошадей. Во время ухаживания кобылы содержатся отдельно от жеребцов. Владельцы, или, если хотите, родители, тщательно изучают родословную, цену потенциальных пар, здоровье и будущность отпрысков. И только тогда решают, будет ли это хорошее сочетание. Если, конечно, как в вашем случае, у вас не самовлюбленный жеребец-победитель, который разломал стойло, чтобы добраться и ощутить запах кобылы, которая сводит его с ума. Но это вовсе не имеет отношения к чертову счастью. Потому что тот, кто желает этого мимолетного иллюзорного ощущения, должен искать его, моя дорогая, совсем в другом загоне. — Он сделал паузу. — После того как появится наследник.

— Похоже, вы все знаете об этом, — отозвалась Элизабет.

— Разумеется, знаю. В чей загон, по вашему мнению, запрыгивают эти титулованные, уже использованные кобылы? Очевидно, он пытался придать своей улыбке видимость порочности, однако Элизабет сумела увидеть за этим что-то более глубокое и печальное.

Он раздраженно втянул воздух.

— Вы упускаете нечто существенное. Учитывая ошеломительную удачливость Пимма, вы могли бы не обращать внимания на мелкие раздражающие моменты, такие, как его самомнение, хамоватость, любовь к моралям и… гм, не слишком отшлифованный ум.

— Я не могу. — Она на короткое время закрыла глаза, затем посмотрела мимо Роуленда на течение реки.

— Почему?

Услышав это мягко произнесенное слово, Элизабет заколебалась, затем сказала себе, что не должна быть настолько глупой, чтобы довериться ему. И в то же время ей хотелось рассказать ему. Она в нерешительности произнесла малопонятную фразу, не вполне уверенная в том, что произнесла ее вслух:

— У меня нет доказательств…

— Чего?

— Вы не поверите мне.

— Попытайтесь.

— Нет.

Он взял Элизу за руку и заставил посмотреть ему в глаза.

— Довольно. Расскажите мне.

— Нет.

— Почему нет?

— Потому что вы бессердечный тип, в вас нет места доверию или сочувствию.

Он вскинул бровь.

— И это имеет значение?

— Я не знаю, — заикаясь, сказала Элиза. Она чувствовала, что лепечет нечто бессвязное.

— Где та девушка с огоньком внутри? Та девушка, которая заставляла меня, есть из ее рук? — хитро спросил он.

— Она устала. — Элизабет опустилась на землю, земной аромат летней травы подействовал на нее почти успокаивающе. Она ощутила на себе загадочный взгляд Роуленда. — Мой отец ответил отказом на генеральское предложение, потому что я просила его об этом. Видите ли, сперва я думала, что Леланд Пимм — человек благородный и храбрый, но со временем уловила за этой маской черточки странного и порой жестокого человека. Наверное, я ошибалась с самого начала. — Она судорожно вздохнула и добавила без видимой связи: — Менее чем через неделю после отказа мой отец и муж Сары были убиты при осаде Бадахоса. Я подозреваю, что к этому приложил руку Пимм.

Он схватил ее за руку и помог ей подняться.

— В самом деле?

— Я знаю, что вы не поверите мне, — несколько обиженным тоном сказала она.

— Нет, просто я не имел понятия, что таит в себе старина Пимм. Я никогда не думал, что он может любить кого-то так же, как любит себя.

— Повторяю, я никогда не смогу это доказать.

— Прошу прощения, но боюсь, что я что-то упустил, — сказал Роуленд. — Почему вы просто не послали этого мерзкого козла ко всем чертям? Не сказали, что вы не хотите, чтобы он тратил на вас груды денег, что вам плевать на его чертов титул. Это ведь девятнадцатое столетие, а не Средневековье? Я начинаю думать, что вы… О Господи, он не изнасиловал вас?

У нее слегка оттаяло сердце. Он не стал допытываться относительно ее уверенности в вине Пимма, несмотря на полное отсутствие у нее доказательств.

Это значило для нее очень много. Даже у Сары были серьезные оговорки.

— Разумеется, он меня не изнасиловал. Неужели вы думаете, что отец не научил меня защищать свою добродетель? Я знаю, где у мужчин уязвимые места.

Губы Роуленда задрожали, и Элиза заподозрила, что от сдерживаемого смеха.

— Я вам не прощу, если вы смеетесь надо мной.

Озорная улыбка скривила его губы, но он не произнес ни звука.

— Итак, чем же он удерживает вас, Элизабет?

— Я не давала вам разрешения называть меня по имени. Ответом была молчаливая поддразнивающая улыбка.

— Я рассказала вам все самое важное, — негромко, но настойчиво сказала Элиза. — А теперь отпустите меня.

— О чем рассказали? О том, как нанести ущерб моим уязвимым местам?

— Нет. Ваши находятся не на обычном месте.

Роуленд улыбнулся:

— В самом деле? И где же они находятся?

Она посмотрела на твердые скулы его худощавого лица, на котором нельзя было прочесть ни того, что он чувствует, ни того, чего хочет. Это человеческий остров, овеянный разрушительными ветрами прошлого.

И она воспользовалась шансом.

Она вдруг приподнялась на цыпочки и мягко, очень мягко прикоснулась губами к его жесткому рту.

— Вот здесь, — шепнула она.

Роуленд с шумом втянул воздух.

— И еще здесь, — добавила она, прижав губы к его впалой, чуть заросшей щеке. Затем отпрянула назад, чтобы увидеть его реакцию.

Он стоял молча, без движения, словно часовой у церкви Святого Георгия. И только его глаза следили за ней.

Она снова поцеловала его — на сей раз в шею, и почувствовала, как дернулось у него адамово яблоко. Это было единственным знаком того, что она пробила брешь в человеке, который привык быть защищенным стенами более надежными, чем стены крепости. Элиза подозревала, что он никогда ни перед кем не раскрывался, даже перед собой. Тем не менее, она предложила нежность. Ее руки почти коснулись его.

Он тут же остановил ее пальцы, когда те прикоснулись к пуговицам его серого шелкового жилета.

— Ошибочный загон, — прошептал он и отодвинул ее от себя.

Обиженная его неверным предположением, она отступила. Однако он приблизился, продолжая смотреть ей в глаза. Сама того не подозревая, она оперлась о ствол высокого дуба. Роуленд прикоснулся рукой к ее лицу, и Элиза сглотнула. Однако он вовсе не хотел приласкать ее. Он осторожно снял с ее головы забытый черный парик.