Элизабет Бойл - Стань моей судьбой
Люси сникла — сестра была слишком близка к правде.
— Помилуй, Марианна, что за чепуха. Очевидно, мы недооценили графа, он гораздо способнее, чем мы думали.
— Хочешь сказать, что именно ты его недооценила, что лорд Клифтон гораздо лучше, чем ты полагала, — возразила Марианна. — Если бы он спас меня, я бы точно изменила мнение о нем. Особенно если он сражался, чтобы спасти мою честь.
Люси закрыла глаза. Ну почему ее сестра унаследовала так много итальянской страсти их матери, а не практичность отца?
— Думаю, вряд ли… — оборонялась Люси, но Марианна быстро оборвала ее:
— Вряд ли? Ты готовила ему ужин!
— Я готовила им обоим, — уточнила Люси. — Я знала, что они будут работать допоздна…
Ее аргументы не убедили Марианну. Лукаво улыбнувшись, она возразила:
— Папа со всеми, кто здесь оказывается, работает допоздна. И я не припомню, чтобы ты для кого-либо из них готовила ужин… за исключением лорда Роча. И то лишь потому, что он загнал тебя в угол и попытался… — Марианна замолкла, чашка звякнула о блюдце. — Граф пытался поцеловать тебя?
Люси хотела возразить, солгать, но это была ее сестра, ее самая близкая подруга, и невозможно обмануть бдительность Марианны, когда она вышла на охоту. И все-таки Люси попыталась.
— Нет, нет, нет… — Она запнулась. — Он не…
Сестра прищурилась.
— Да! Он пытался тебя поцеловать. — Марианна поставила чашку. — И ты хотела, чтобы он это сделал!
Будь у мистера Пимма и папы хоть немного здравого смысла, они отправили бы Марианну подальше отсюда, поскольку она способна за один вечер выболтать все тайны королевства.
Она должна научиться держать язык за зубами. Чего Люси желала сестре прямо сейчас. Но было слишком поздно.
— Люси Луиза Эллисон! Ты влюбилась в этого человека, не так ли?
— Гм… — размышлял Малком, когда Клифтон догнал его: — ты, должно быть, сегодня явил миру свое обаяние.
— Прости, что?
Малком усмехнулся:
— Или Люси Эллисон сочла, что для одного дня тебе достаточно унижений и решила объявить перемирие.
Клифтон покачал головой:
— Понятия не имею, о чем ты говоришь.
— О явной перемене во взглядах леди, — ответил Малком. — И что бы ты ни сделал, продолжай в том же духе, поскольку этот ужин был самым замечательным с тех пор, как мы оставили Лондон. Даже если это означает, что тебе придется столкнуться с еще одной парочкой головорезов, которые подобьют тебе второй глаз.
— Ты спятил… или пьян в стельку, — ответил Клифтон. — Это всего лишь ужин. Она приготовила его, потому что…
Черт, он не мог придумать никакого другого объяснения, кроме очевидного.
Она сегодня переменила взгляды.
Или другой потрясающий вывод.
Это он переменил взгляды!
С того момента, когда он хотел заключить Люси в объятия и сорвать поцелуй с ее губ. Ничего подобного с ним еще не случалось, но что-то в Люси Эллисон изменило его, он почувствовал себя совершенно другим человеком.
Он страстно желал Люси Эллисон.
— Она сделала это, потому что… — подсказывал Малком. — Рискну предположить, что сегодня ты совершил нечто большее, чем просто попытался очаровать ее.
— Я бы на твоем месте помолчал, — предупредил Клифтон.
Но от брата не так легко было отделаться.
— Что на самом деле произошло по дороге в деревню? Если не считать, что тебя немного поколотили.
— Ничего особенного, — ответил Клифтон. — Я воспользовался твоим советом и поладил с этой девицей. Возможно, ее предложение поужинать было выражением согласия на мои условия.
— Ты поставил леди условия? — Губы Малкома скривились в насмешливой улыбке. — Ты уверен, что это не Люси тебе глаз подбила? Возможно, вам с печально знаменитым мистером Моггзом стоит посидеть за кружкой пива, предаваясь грустным воспоминаниям о встрече с мисс Люси Эллисон…
— Что за пьяная чушь, — возмутился Клифтон. — Полагаю, ты так же пьян, как мисс Эллисон.
— Вполне возможно, — ответил брат. — Ах, восхитительная Марианна. Разве она не фонтанировала знаниями этим вечером? Удивительно, что их мать графиня ди Марцо, не так ли?
Да уж, просто поразительно, согласился бы Клифтон. Но решил придержать язык. Как он мог сказать своему брату, что Люси оказалась столь же страстной, как и, судя по рассказам, ее мать?
Малком между тем продолжал:
— Ведь прошлой весной старый Латчфорд и Сирайт дрались из-за графини на дуэли? В Бакстоне, не так ли?
— Да, именно так. Старые дураки! Латчфорду почти восемьдесят, — заметил Клифтон. — Да и Спрайту пришлось опираться на трость, чтобы выстрелить. Какая уж дуэль в их возрасте.
Малком щелкнул пальцами.
— Да, теперь припоминаю. Латчфорд настаивал, что заплатит ее долги, а Сирайт утверждал, что это его привилегия. Графиня ди Марцо, должно быть, весьма зажигательна, если все еще вызывает такую страсть. Хотя, глядя на ее дочерей, я могу понять, что доводит мужчин до подобного безумия. Ты когда-нибудь видел такие глаза, такие волосы?
Клифтон почувствовал укол ревности, а Малком не унимался:
— Ты можешь представить Марианну в Лондоне? — Он покачал головой и тихо присвистнул. — Неудивительно, что Эллисон прячет ее здесь, в Хэмпстеде. Но какого черта итальянская графиня связалась с Эллисоном? Уже не говоря о том, что родила от него двух дочерей.
— Подливай мисс Эллисон кларета, и, думаю, ты скоро это узнаешь.
— Это я могу сделать, — согласился Малком. — Возможно, мне удастся выяснить, унаследовала ли она страстную натуру матери.
— Лучше надейся, что она не унаследовала жестокость отца, — заметил Клифтон.
Малком рассмеялся, поскольку он был не из тех, кого можно предостеречь.
— Ты меня предупреждаешь или даешь совет себе самому?
Клифтон посмотрел на брата и понял, что, возможно, тот не так пьян, как хочет изобразить.
Потому что он действительно предостерегал самого себя.
Потому что он узнал правду о Люси Эллисон сегодня днем.
Потому что девушка интригующа и неотразима. И он не покинет Хэмпстед, не поцеловав хоть раз ее дерзких губ. Даже если ему подобьют оба глаза.
Следующие две ночи, как только часы били полночь и мистер Эллисон засыпал в большом кресле в углу своего кабинета, Клифтон и его брат спускались вниз, где благодаря любезности дочерей Эллисона их ждал ужин.
Граф подозревал, что зачинщиком скорее всего была старшая мисс Эллисон, приветливая и легкомысленная Марианна, поскольку начиная с их первого импровизированного ужина Люси больше помалкивала, если не считать того, что обрывала болтушку сестру, когда та выкладывала слишком много информации об отце или жизни в Хэмпстеде. Или говорила сестре нечто вроде «хотела бы я, чтобы ты вышла за Монди Моггза и уехала отсюда», как сегодня.
