Кэтрин Андерсон - Талисман
— М-м-м, ты все еще горячая, — пробормотал он. Его рука задержалась на ее животе. — Но лихорадка меньше.
Ни один мужчина не осмеливался касаться ее тела столь откровенно. Она замотала головой, напряглась, пытаясь высвободить руки и ноги, а затем затихла в беспомощности.
— Не дерись. — Голос звучал так близко, что, казалось, он исходит из ее головы. — Ты не можешь победить, правда, а? Отдыхай. — Его сонный шепот пронизывал все ее существо, медленно, гипнотически, убеждающе. Он погладил ее тело круговыми движениями, замерев на время, когда впал в дремоту, а затем, очнувшись, погладил еще. — Лежи спокойно. Доверься этому команчу. Это — чтобы вылечить твою кожу.
Когда его ладонь двигалась медленно вниз, она осознала, что ее тело намазано каким-то маслом. Ее сердце забилось в темпе чувственного контральто, сорвалось с ритма и зашлось пронзительными ритмами сопрано, исходящими от окончания нервов. Нет, пожалуйста, нет.
Он округлил ладонь, приспосабливаясь к небольшому возвышению между ее бедрами, исследуя его, причем концы пальцев двигались в неуловимых манипуляциях, которые вызывали у нее взрывы ощущений. Прижимаясь снова к ее волосам, он вздохнул. От его теплого дыхания у нее по шее пробежали мурашки.
— О Голубые Глаза, твоя мать не солгала. Ты сладкая.
Он еще раз ласкающе погладил соединение ее бедер и передвинул руку на изгиб поясницы, причем в обожженных местах он так легко касался кожи, что это едва чувствовалось. Нажим ладони усилился, когда она достигла ребер, где солнце не коснулось тела. Рука сжималась и разжималась так ритмично, что, казалось, это происходит в унисон со странным биением ее сердца. Словно это он задавал ритм биению ее сердца.
Изо всех сил противясь собственным желаниям, она повернула голову, чтобы лучше рассмотреть его лицо, пораженная сонливой невинностью полузакрытых глаз. Безжалостный убийца исчез, и вместо него возник озорной мальчишка, который поглаживал ее, как вновь обретенную игрушку. Его губы изогнулись в сонной улыбке, по которой она поняла, что он больше спит, чем бодрствует. Он подвинулся ближе, чтобы прошептать что-то неразборчивое ей на ухо. Ее губы затрепетали, а затем раскрылись. Она поймала себя на мысли о том, что бы она почувствовала, если бы он поцеловал ее, и поспешно прогнала предательскую мысль. Команчи не целуются, они просто берут. И ее время уже близко.
Кончиком языка он обвел контуры ее уха.
— Topsannah, tani-haz-zo. — Слова прозвучали настолько непонятно, что она усомнилась в том, понимает ли он их сам. — Цветок прерий, — пробормотал он, — весной.
Он замолчал. Рука, которой он обнимал ее за талию, стала безжизненной и тяжелой. Дыхание его изменилось, став размеренным и глубоким. Тени от ресниц цвета красного дерева лежали на его щеках. Лоретта смотрела, и невероятность происходившего захлестывала ее волнами. Он крепко спал. И она была пригвождена его рукой и ногой. У нее защекотало в носу. От меха бизоньей шкуры исходил сильный запах дыма и медвежьего жира. Возможно, в нем также полно вшей и блох, подумала она с отвращением, и сразу ее охватил зуд, что было настоящей пыткой, так как почесаться она не могла.
Его рука лежала на ее ребрах, как камень. Она не могла бежать, будучи связанной по рукам и ногам, однако, находясь в такой близости от него и в неподвижном положении, она стала испытывать неудобство. Медленно, очень медленно она попыталась высвободиться, но это привело лишь к тому, что он снова напрягся и прижал еще крепче к себе.
— Спи, — пробормотал он. — Воевать будем завтра, ладно?
Лоретта вытянула шею, чтобы посмотреть, что происходит вокруг. На некотором расстоянии от них индейцы стояли группами вокруг небольших костров. Некоторые зевали, другие имели бодрый вид с оловянными кружками в руках. Один мужчина смотрел в ее направлении. Она быстро нырнула под покрывало, но, по-видимому, недостаточно быстро. Несколько минут спустя она услышала слабый шорох приближающихся мокасин. Скрипнула кожа. Она ощутила чье-то присутствие рядом и чуть приоткрыла веки. Сквозь ресницы она увидела устремленные на нее черные глаза на темном лице, обрамленном сине-черными волосами. Она узнала этого индейца. Именно он заступился за нее в тот первый день, возражая против ее убийства. Но от этого страх ее не уменьшился.
К ее ужасу, мужчина поднял край покрывала, чтобы посмотреть на ее плечо. В панике она дернула руками, связанными кожаным ремешком у нее за спиной. Это было худшим кошмаром. Команчи. Не один, а два. И она полностью лишена возможности сопротивляться. Если он сдернет с нее покрывало, она ничего не сможет сделать.
Охотник пошевелился и зевнул, затем приподнялся на локте и набросился на индейца.
— В чем дело, tahmah? Разве ты не видишь, что я пытаюсь поспать?
— Я просто подошел взглянуть на женщину. Охотник сощурился от солнечного света и вздохнул.
— Ну, и как она выглядит? — Он сел и стянул покрывало еще ниже с ее плеча, стараясь не обнажать грудь, негромко посмеиваясь при виде ужаса на ее лице. Его брат, Воин, не мог причинить ей вреда. Он был жесток в бою, но при этом оставался добрым человеком, более способным защищать ее, чем обидеть. — Мне она показалась лучше. Может, причина в том, что она намазана жиром. Она уже не такая красная. Старик был прав, говоря, что холодная вода прогоняет лихорадку. Она горячая, но совсем по-другому, чем была.
Воин дотронулся до ее кожи.
— Старик говорит, что, если ты не будешь держать ее в холоде, лихорадка возвратится.
— Еще одна ванна? — Охотник уперся локтем в поднятое колено и потер лоб. Лицо его стало серьезным. Ему не понравилась мысль об очередной битве с ней, которая ему предстояла. — Не буди меня такими известиями. Принеси лучше кофе.
— Речь идет не о ванне, просто ей следует избегать солнечных лучей. Нам придется задержаться здесь на несколько дней.
— Ты согласен подвергнуться такому риску? А как насчет tosi tivo?
Вскрыв лист коровяка, Воин омыл концы пальцев целебным соком и нанес его на щеки испуганной девушки. Она отшатнулась, но при этом наткнулась на Охотника, что заставило ее содрогнуться.
— Мы, вероятно, будем в большей безопасности здесь, под самым их носом, чем за много миль отсюда. Когда мы совершали обратный круг, мы уничтожили наши следы. Ты должен помнить, как глупы tositivo. Они пойдут по следу, проложенному другими, и никогда даже не подумают искать нас здесь, так близко.
— Да, но…
— Она твоя женщина. Если бы было наоборот, ты тоже рискнул бы.
Охотнику надоело ерзанье его пленницы, и он схватил ее за волосы, чтобы утихомирить.
— Ну, вот, я успокоил ее. Нос пострадал больше всего, особенно переносица. Лоб тоже, tahmah.
