Кэтрин Коултер - Невеста-сорванец
Корри оставила в покое окончательно измятый галстук и легонько провела кончиком пальца от его плеча вниз.
— Прекрасная ткань, Джеймс. Почти такая же, как моя.
— О нет, этого быть не может. Ну что, мой галстук теперь в порядке?
— Естественно.
— Я полагаю, ты научилась вальсировать?
— Но ведь тебя не было рядом, чтобы меня научить.
— Нет. Пришлось ехать в Лондон. У меня были здесь дела.
— Какие именно?
— Тебя это не касается.
Он обвил рукой ее талию, коснулся спины, и она чуть не выпала из своих туфелек.
— Повнимательнее, Корри, — велел он, как только заиграла музыка. Джеймс закружил ее, и она едва не лишилась сознания от волнения и блаженства.
— О, как замечательно! — засмеялась она, а Джеймс продолжал вести ее по паркету, и широкая юбка развевалась, а белое так красиво смотрелось на фоне его черных брюк!
Она уже задыхалась, когда он наконец замедлил темп.
— Джеймс, — едва пробормотала Корри, — пусть ты и не способен ни на что полезное, все же, нужно признать, вальсировать умеешь превосходно.
Он улыбнулся прямо в это сияющее лицо, с которого давно облетела рисовая пудра. Лицо, которое он знал не хуже собственного. Вот только груди… груди увидел впервые.
Одна длинная прядь почти выбилась из прически.
— Продолжай двигаться, только помедленнее, — не раздумывая велел он, осторожно возвращая деревянные шпильки на прежнее место и закрепляя одну из полудюжины белых роз. — Ну вот, теперь все как надо.
— Откуда… откуда ты знаешь, как укладывать женские волосы? — растерянно спросила Корри.
— Ты, кажется, и впрямь считаешь меня неотесанным болваном? — удивился он.
— Ну, я тоже не сельская дурочка, однако ни за что не сумела бы сделать это так же хорошо, как ты.
— Ради Бога, Корри, была же у меня какая-то практика!
— На ком же ты практиковался? Лично я никогда не просила укладывать мои волосы!
Джеймс шумно втянул в себя воздух. Нет, с подобным в своей мужской взрослой жизни он до сих пор не сталкивался! Вот девушка. Ее он знал целую вечность, и вдруг она превратилась в юную леди, с которой следует обращаться по-другому.
— Нет, ты всегда заталкивала косу под шляпу или оставляла болтаться на спине. И что я должен был делать?
— Могу я узнать, на ком ты практиковался?
— Повторяю, это не твое дело. Впрочем, так и быть, могу сказать, что знал женщин, чьи волосы время от времени требовалось приводить в порядок.
Корри нахмурилась, все еще не понимая истинного смысла его слов. Он вдруг выпалил, не в силах оторваться от созерцания ее груди:
— Вижу, ты успела разбинтоваться.
Корри чуть выгнула спину, почти прижавшись грудью к его груди.
— Говорила же я, мой бюст не хуже, чем у других.
— Да, по-видимому.
— То есть как это по-видимому? — возмутилась девушка. — Сама мадам Журден похвалила мой бюст, когда твой отец привел меня к ней.
Не зная, что на это ответить, Джеймс снова стал кружить ее по паркету, смеясь над попытками других пар поскорее убраться с их дороги.
И тут музыка смолкла.
Джеймс опустил глаза и увидел, что Корри готова разрыдаться.
— Что с тобой?
Она громко сглотнула и шмыгнула носом.
— Это было так чудесно. Хочу еще танцевать. Сейчас.
— Хорошо, — согласился он, подумав, что два танца подряд не вызовут осуждающих взглядов, тем более что они с Корри почти родственники. Заметив четверку молодых особ, решительно надвигавшихся на них, он поспешно взял Корри под руку и увел туда, где уже собирались пары для следующего танца.
— Клянусь, что каждое платье в этом необыкновенном зале либо белого цвета, как мое, либо розовое, голубое или пурпурное.
— Сиреневое. Сиреневый гораздо светлее.
— А как насчет фиолетового?
— Я сказал бы, что фиолетовый — самый красивый в мире цвет.
Корри прикусила губу, признавая, что укол попал в цель, и промямлила:
— Так что голубое платье тети Мейбеллы оказалось бы вполне уместным…
— Не совсем, но почти.
У Джеймса руки чесались дотронуться до вершинок ее грудей, до белоснежных плеч, но он сдержался и тихо спросил:
— И сколько ведер потребовалось?
— Что? Ах да, примерно полтора ведра крема. Сначала дядюшка Саймон жаловался, что от меня невыносимо несет лавандой, но тетя Мейбелла возразила, что без этого не обойтись, если я хочу скатиться с полки и упасть в брачную корзинку.
— То есть ни один мужчина не захочет чешуйчатую жену?
— Я пробыла здесь пять дней. И позволь заверить, что еще не встретила мужчину, на суд которого хотела бы представить свою чешую.
— И многих ты встретила? — засмеялся он.
— Ну… этим вечером я танцевала не меньше чем с полудюжиной, нет, с семерыми, если считать лорда Девлина. Разумеется, теперь к этому списку присоединишься и ты. Немаленькое число, верно? Надеюсь, ты не считаешь меня неудачницей?
— Э… и все они были учтивы с тобой?
— О да. Я практиковалась в ответах на любой вопрос. Ну, ты понимаешь. Этакие непринужденные ответы. И знаешь что, Джеймс?
— Что именно?
— Они задали почти все полагающиеся вопросы. По- моему, чаще всего расспрашивали о погоде.
— Что же, вполне приемлемая тема, тем более что осень выдалась теплой и солнечной. Есть что похвалить.
Корри неожиданно оглянулась.
— Что с тобой? Что они делали, кроме того, что спрашивали твое мнение о погоде?
— Ну… не все… видишь ли, с тех пор как я разбинтовала грудь и надела платье с низким вырезом… собственно, это мадам Журден не потерпела замечаний твоего отца относительно выреза, они…
Тут она приподнялась на цыпочки и прошептала ему в ухо:
— Они смотрят.
— И это тебя удивляет? Странно! Не думал, что хотя бы одна женщина в мире способна диву даваться по такому поводу.
— Удивляло. Вначале. Хотя позже осознала, что мне нравятся их взгляды. Видишь ли, если я их интересую до такой степени, значит, не выгляжу сельской простушкой. Но знаешь, Джеймс, лично я не подозревала, что мужчины находят именно эту часть женского тела столь завораживающей.
«Если бы ты только знала», — подумал он.
Музыканты снова заиграли, и Джеймс спросил:
— Готова пуститься в галоп?
Девушка хохотала так, что на глазах выступили слезы.
Стоявший у стены Томас Краули, младший сын сэра Эдмунда Краули, одного из сподвижников Веллингтона, заметил Джейсону:
— Кто это прелестное создание, с которым танцует Джеймс?
— Знаешь, — протянул Джейсон, — я сам задавался этим вопросом. Возможно, кто-то из его таинственного прошлого.