Александра Риплей - Скарлетт
Колум не оценил находчивости Розалин Фицпатрик. Он пребывал в слишком мрачном расположении духа, чтобы находить в происходящем хоть что-нибудь положительное. «Англичане так же обольстят Скарлетт, как они это уже сделали с Джоном Девоем», — с горечью говорил он.
Колум был одновременно прав и не прав. Никто в Дублине не покушался на ее «ирландкость». Более того, успех Скарлетт во многом был связан с ее национальностью. О'Хара — звучит весьма колоритно. Скарлетт подметила еще и такую деталь: постоянно жившие в Ирландии англичане считали себя такими же ирландцами, как, скажем, семейство О'Хара из Адамстауна, имевшее древние кельтские корни. Шарлотта Монтагю пресекла любознательность с неожиданным раздражением: «А почему, интересно, им не считать себя ирландцами? Их семьи живут здесь с незапамятных времен. Между прочим, задолго до появления в твоей Америке первых поселенцев».
Скарлетт не пыталась вникать во все эти сложности. «Зачем это мне? — рассуждала она. — Я и так могу совмещать жизнь в двух непохожих мирах — фермерской Ирландии Баллихары и светской Ирландии дублинского замка. Когда Кэт подрастет, она пойдет по моим стопам, а это гораздо больше того, что я бы смогла ей дать, останься мы в Чарльстоне».
Бал в честь святого Патрика, закончившийся в четыре часа утра, стал последним большим событием сезона. Следующий сбор намечался в графстве Килдэр, в нескольких милях от Дублина.
— Там, в небольшом городке Пинчастон, должны быть состязания, — говорила Шарлотта. — Все рассчитывают, что госпожа О'Хара удостоит их своим присутствием.
— Я люблю бега и лошадей, Шарлотта, но я еду домой, — твердо сказала Скарлетт. — У меня масса дел на ферме. А проживание в отеле я оплачу.
— В этом нет необходимости, — ответила ей Шарлотта. Она могла сдать комнаты отеля, в котором они жили, за четыре их нынешние цены. Что же касается лошадей, то они совсем не интересовали Шарлотту.
Она поблагодарила Скарлетт за то, что та помогла ей стать независимой женщиной.
— Ты теперь можешь вести себя совершенно уверенно, Скарлетт. Тебе я больше не нужна. Полагайся на искусство миссис Симе — она тебя всегда оденет по самой последней моде. В «Шелбурне» для тебя зарезервированы комнаты на следующий сезон. Твой дом способен вместить любое количество гостей, сколько бы ты ни пожелала. Твоя экономка — женщина с потрясающей деловой хваткой. Ты теперь всеми уважаемая светская дама. Пользуйся своим положением по своему усмотрению.
— А ты, Шарлотта? Что будешь делать ты?
— У меня теперь будет то, о чем я так долго мечтала. Несколько небольших комнат в римской палаццо. Вкусная пища, отличное вино и каждый день — солнце. Ненавижу дождь.
«Даже Шарлотта вряд ли сейчас стала бы жаловаться на погоду», — подумала Скарлетт. Старики вспоминали, была ли на их веку такая же теплая и солнечная погода в течение всей весны, и не могли вспомнить. Трава была высокая и сочная, пшеница, посеянная три недели назад в день святого Патрика, уже выкинула нежные стрелки, весело зеленевшие в полях. Урожай в нынешнем году ожидался рекордный, что позволило бы забыть о прошлогодних разочарованиях. Как хорошо вновь оказаться дома!
— Как дела у Ри? — спросила она Кэт.
Это так похоже на ее дочь — назвать маленького шотландского пони кельтским словом «Ри» — король. Кого Кэт любила, того оценивала очень высоко.
Скарлетт нравилось думать о Кэт, как о настоящей ирландской девочке, несмотря на ее цыганские черты. Черные волосы Кэт, даже заплетенные в косы, продолжали упорно торчать во все стороны. Теплое весеннее солнышко сделало ее и без того смуглую кожу еще более темной. Выйдя во двор, Кэт сняла шляпу и сбросила обувь:
— Ри не нравится, когда я езжу в седле. Мне тоже не нравится. Без седла лучше.
— Нет, моя дорогая, так дело не пойдет. Тебе пора учиться ездить на оседланной лошади. Пускай Ри тоже привыкает. Скажи спасибо, что это не дамское седло, когда ноги располагаются на одном боку.
— Я видела, ты так садилась, когда отправлялась на охоту.
— Да. У тебя будет такое же когда-нибудь. Надеюсь, это произойдет очень и очень нескоро.
Кэт в октябре исполнится четыре года, и она будет ненамного моложе Бонни, когда та разбилась, упав с лошади. Нет, дамское седло подождет и чем дольше, тем лучше. Если бы только Бонни тогда не начала учиться держаться в таком седле… О нет, хватит думать подобным образом — «если только». Это меня сведет с ума.
— Как насчет поездки верхом в город, Кэт? Мы бы навестили с тобой Колума.
«А то у него в последние дни такой подавленный вид», — с беспокойством подумала Скарлетт.
— Кэт не нравится город. Лучше поехать к реке.
— Ну, хорошо. Отличная мысль, если учесть, что я там не была, наверное, целую вечность.
— А можно мне подняться на башню?
— Нет, дорогая, не стоит. Дверь в ней расположена очень высоко, и я более чем уверена, что там полным-полно летучих мышей.
— А мы заедем в гости к Грейн? В изумлении Скарлетт потянула за поводья.
— Откуда ты знаешь Грейн? Эта знахарка когда-то посоветовала Скарлетт скрывать Кэт от любопытных взглядов и смотреть, чтобы она всегда была рядом с домом. Кто и зачем мог отвести Кэт к старой женщине?
— Она угостила Кэт молоком.
Кэт всегда говорит о себе в третьем лице, если ее что-то раздражает или заставляет нервничать, отметила про себя Скарлетт и спросила:
— Тебе не понравилось у Грейн, Кэт?
— Она думает, что я совсем не Кэт, а другая маленькая девочка по имени Дара. Кэт сказала ей, как ее зовут, но она не слышала.
— Да нет, любовь моя, она знает, кто ты. Дара — это очень необычное имя, которое она дала тебе, когда ты была совсем еще крохой. Ты назвала своих Ри и Окраса на кельтский манер. Так вот: Дара — тоже кельтское слово, которое значит по-английски дуб, самое сильное и красивое дерево.
— Смешно. Девочка не может быть деревом. У нее нет листьев.
Скарлетт вздохнула. Она была очень рада, что ей удалось, наконец, разговорить Кэт: она была очень молчаливым, почти всегда погруженным в себя ребенком, и с ней обычно было нелегко разговаривать. Кэт была большой упрямицей. Она безошибочно чувствовала фальшь: ей можно было говорить правду и только правду, в противном случае она одаривала вас таким взглядом, который мог убить на месте.
— Смотри, Кэт, а вот и башня. Она очень старая. Я рассказывала тебе ее историю?
Скарлетт чуть не рассмеялась. Конечно, плохо учить ребенка врать, но в некоторых ситуациях, право, не грех сказать неправду для соблюдения приличий.
— Мне нравится башня, — сказала Кэт.
— Мне тоже, любовь моя.
«Жаль, что я здесь так долго не была», — подумала Скарлетт. Она почти что забыла то странное чувство, возникшее у нее, когда она в первый раз увидела эти старые камни. Они вызвали тогда у нее суеверный страх и одновременно какую-то умиротворенность. Глядя на стены башни, Скарлетт дала себе слово, что станет приезжать сюда чаще. В конце концов, это же сердце Баллихары, его история.
