Мой темный принц - Росс Джулия
– Если я и приехал сюда в поисках прошлого, здесь уже не осталось ничего, кроме слабого шепота, едва уловимого, как запах духов моей матери, который висел в воздухе после ее ухода. Я поворачивался, надеясь увидеть ее, но взгляд упирался в пустоту.
– Но как же тот мальчик, которого когда-то учила моя мать? Вы же понимаете, что это еще одна причина, по которой я здесь. Потому что моя мать любила вас, когда вы были ребенком.
В ее взгляде стоял вопрос. Он откинулся назад и встретил его с сознательно выставленной напоказ враждебностью, хотя ее прямота, открытость и честность начинали импонировать ему. Принц не должен испытывать подобных чувств. Искренность, тепло и простота – не для него, это всего лишь мечты. Ему стало не по себе, но он искусно спрятал свою неловкость под отточенными манерами.
– Вы хотите знать правду или желаете, чтобы я польстил вам и ввел вас в заблуждение? Признаюсь, я гораздо больше преуспел во втором, чем в первом. Эрцгерцоги редко говорят правду.
Похоже, она не догадывалась, что это всего лишь слова, ширма, за которой можно спрятать истину. Девушка до боли честна.
– Не думаю, что лесть сработает. Мне надо знать правду, вам так не кажется? Я слишком легко согласилась с вашим планом. Теперь я это понимаю. Не уверена, что я смогу освоить все придворные хитрости, но я по крайней мере должна разобраться, что к чему. Вы пошли навестить мою мать, потому что прекрасно знали, что она обожала вас. Разве это не цинично – притвориться тем маленьким мальчиком, которым вы когда-то были?
– Я был вынужден воспользоваться любыми средствами, лишь бы заставить вас прийти сюда. Да вы и сами это понимаете.
– О да! И все же то, что она говорила, – правда. Моя мать не способна на такие выдумки. Вы можете мнить себя и беспощадным, и властным, и бесчеловечным, но в ее глазах вы совершенно иной – она разглядела в вас величие абсолютно другого рода.
– Господи Боже ты мой! У вашей матери есть сентиментальные воспоминания, и я без угрызений совести воспользовался ими, вот и все. Я эрцгерцог Николас Глариенский. И ничего более.
Ее глаза – словно тени на зимней траве.
– Вы также граф Эвенлоуд.
– С тех пор как я корпел со своей гувернанткой над буквами, изменились и моя жизнь, и моя душа. Их подвергли жестокой переделке, будто взяли металлическую безделушку, расплавили и залили в новую форму. Ничего от прежней побрякушки не осталось.
– Но металл все тот же.
– Нет, даже металл изменился. – Он встал и принялся расхаживать по комнате. Голубая с золотом комната насмехалась над ним, посторонним в собственном доме. – Его довели до нужного состояния, добавили в форму чужеродных примесей. Молот выбил из него все старое и ненужное. Ничего не осталось.
– За исключением сути! – Она походила на собаку, которая ни в какую не желала расстаться со своей костью. – Истинную природу металла не разрушить и не уничтожить.
На потолке среди цветов летали херувимы – символы невинности. Николас уставился на них, припоминая другие потолки, другие образы, написанные золотом и лазурью. Его аж передернуло.
– Не пытайтесь нарисовать себе мой романтический образ, мисс Линдси! Вы не знаете, каков я на самом деле, да вам это и ни к чему. Но поверьте мне на слово: тот ребенок исчез без следа. Если вы пришли сюда в надежде вернуть того английского мальчика, оставьте свои иллюзии. Я не слишком хороший человек и не стою восхищения. Просто я не мой кузен, и я не позволю ему забрать Софию и трон.
– Что ж, понятно. – Она снова сложила руки на коленях и уставилась на них. – Вы пытаетесь сказать, что я теряю время, стараясь вызвать у вас интерес к Раскалл-Сент-Мэри? И что хоть я и верю, будто у нас с вами договор, вы не согласны выполнять свою часть? Вы попользуетесь мною и выбросите, не обратив никакого внимания на мои собственные желания?
– Черт побери! Да ваши желания ничтожны и незначительны! Вам выпал шанс предотвратить гражданскую войну. А вы вместо этого приносите мне свои бухгалтерские счета про гусей да овец и про ежей, которых вы посылали в Ковент-Гарден! – Николас чувствовал себя, словно попавший в ловушку зверь. – Зачем вам обязательно нужно думать обо мне хорошо? – Он развернулся так резко, что она заморгала. – У меня одна цель и одна судьба. Я твержу вам об этом с самого начала. Раскалл-Холл ничего для меня не значит.
Она улыбнулась, на щеках появились ямочки. Улыбка оказалась такой же обезоруживающей, как и его воспоминания о гувернантке, которая когда-то была с ним так добра.
– Отлично. Я принимаю это за правду, хотя не уверена, что вам не удалось затуманить мне взгляд лестью. Даже незначительная правда может оказаться куда большей лестью, чем все комплименты мира, не так ли? Человек, которому доверяются, чувствует себя важным и особенным, чем я, само собой, не являюсь, с одним-единственным исключением – я нужна вам для свадьбы. Кто эти шпионы?
Он подошел к своему креслу и оперся о спинку.
– Я не знаю. Мне только известно, что Карл внедрил в штат моих сотрудников своих людей. С этим ничего не поделаешь. Я поступаю точно так же.
– Значит, доверять никому нельзя?
– Я доверяю только тем шестерым, которые приехали со мной: Фриц фон Герхард, Маркос Хенц, Эрик, Людгер, Ларс и юный Алексис Грегор. Мы сидим в этом доме, как лисы в норе, но это не может длиться вечно. Я приехал в Англию с официальным визитом. И должен был направиться прямиком в Лондон.
– Вместо этого вы воспользовались своим королевским правом на эксцентричное поведение. И как же меня скроют в доме?
Облегчение прокатилось волной по его напряженному телу, будто теплым летним воздухом повеяло. Она останется! Она сделает это! Если она будет делать все как надо, его план просто не может провалиться!
– Пойдемте со мной.
Николас повернулся и вышел из комнаты. Пенни на несколько мгновений замерла в объятиях парчового кресла. Несмотря на все слова принца, она никак не могла избавиться от образа того маленького мальчика, которого ее мать учила в этом доме. Ребенка, терявшегося под этими высокими позолоченными потолками, среди всей этой роскошной мебели, малыша, обожавшего свою гувернантку. Родители уделяли ему мало внимания. У графов и графинь так, наверное, принято, особенно если графиня к тому же принцесса Глариена.
Или она просто хватается за слова матери, как утопающий за соломинку, – способ отгородиться от жестокой реальности и этого энергичного, пугающего мужчины, которым он стал?
– Мисс Линдси?
Пенни подняла глаза. Он стоял у двери, придерживая ее для гостьи, – ночь и пламя, прядь черных волос упала на лоб.
– Ваше королевское высочество, – сказала она. – Если через несколько дней этот дом наводнят шпионы, тогда я тем более должна прямо сейчас показать вам, что сделала с поместьем. Если вы не согласны, я возвращаюсь домой.
К ее величайшему удивлению, он улыбнулся. И от этой улыбки ей стало тепло, кровь быстрее побежала по венам. В голове закрутились грешные мысли о мирских радостях.
– Ага, значит, у деревенской мышки острые зубки!
– И она непременно укусит, стоит ей попасть в соколиные когти. Мы должны пройтись по округе. Иначе никакой принцессы не будет.
Грешные мысли обернулись обманом, полным сладостного соблазна.
– Если я соглашусь на этот поход, позволите ли вы закрыть эту тему?
Она кивнула. Кровь вскипела. Щеки зарделись. Это ее шанс – причем, вполне возможно, единственный – достучаться до него.
Он прошел за ней по садам и огородам несколько миль. День шел на убыль, яркие цвета постепенно уступали место одному – серому, деревья тихо шелестели, укутавшись на ночь таинственными тенями. Призрак маленького английского мальчика бежал впереди сквозь этот полумрак, то и дело ныряя в кусты маминых роз и крыжовника, где он, бывало, прятался от своего воспитателя, проверяя, на месте ли старый дуплистый дуб на краю яблоневого сада, который был для него и кораблем, и замком, и тайным укрытием. За всем этим приглядывала – хранила его прошлое в первозданном виде – женщина, которая поспешно шла впереди, выкладывая ему факты и цифры об овощах и фруктах, отвозимых на рынок в Норидж.