Виктория Холт - Веселый господин Роберт
В пятницу, накануне Вербного воскресенья, в своих тщательно охраняемых апартаментах Елизавета услышала от слуг, что епископ Гардинер с несколькими членами Совета королевы направляется к ней с визитом.
Наконец он оказался перед ней – великий епископ Винчестерский, один из самых могущественных людей в королевстве и ее отъявленный враг.
– Ваша милость обвиняется в заговоре против королевы, – сообщил епископ. – Вы участвовали в заговоре Уайетта.
– Это ложное обвинение.
– Королева располагает письмами, которые доказывают, что вы говорите неправду. Ее величеству доставит удовольствие, если вы смените это место проживания на другое.
Елизавета не решалась далее возражать. То, чего она более всего опасалось, случилось.
– Сегодня вашу милость перевезут в Тауэр.
Принцесса пришла в ужас, но всеми силами постаралась этого не показать. Поэтому смело ответила:
– Я верю, что ее величество милостива и не станет заключать в подобное место искреннюю, невинную женщину, которая никогда не оскорбила ее ни мыслью, ни словом, ни поступком.
– Ее величество желает, чтобы вы сегодня же отправились в Тауэр.
Ей хотелось броситься на колени перед этими мужчинами, умолять их помочь ей доказать королеве ее невиновность, но вместо этого она стояла не шевелясь и надменно глядела на них.
– Прошу вас, милорды, – произнесла Елизавета, – либо представить мое дело королеве, либо попросить для меня ее милостивого разрешения увидеться с ней.
– Королева приказывает вам переехать немедленно, – повторил Гардинер.
Графа Суссекса растрогали ее молодость, мужество и отчаянная мольба. Он сказал:
– Если в моих силах окажется убедить королеву дать вам аудиенцию, я это сделаю.
После этих слов визитеры удалились, а она рухнула на стул, закрыла лицо руками и прошептала:
– Вот так и моя мать отправилась в Тауэр… Чтобы никогда не вернуться.
Всю ночь Елизавета ждала вызова от королевы. Слуги сообщили ей, что в садах, окружавших дворец, и в самом дворце полно стражников. Должно быть, опасались, что она попытается сбежать.
На следующий день приехал граф Суссекс и сообщил, что принцесса должна ехать в Тауэр немедленно, потому что баржа готова, а прилив не будет ждать. Она написала записку королеве и обратилась к Суссексу:
– Милорд, умоляю вас передать ее королеве. Граф поколебался, но не устоял перед ее мольбами.
Мария пришла в ярость. «Таковы, – кричала она, – хитрые уловки моей сестры!» Разве милорд Суссекс не понимает, что она заморочила ему голову и заставила пропустить прилив?
На следующий день было Вербное воскресенье, и ничто не смогло отменить отправку Елизаветы в Тауэр.
Направляясь к барже, она бормотала: – Да будет воля Господня. Я должна быть довольна, понимая, что это доставит удовольствие королеве! – Потом, повернувшись к мужчинам, сопровождавшим ее, с внезапным гневом воскликнула: – Удивительно, что вы, называющие себя благородными людьми и джентльменами, принуждаете меня, принцессу, дочь великого короля Генриха, отправиться в место заключения!
Они боязливо наблюдали за ней. Откуда им было знать, что она собирается сделать. Дюжие солдаты и государственные чиновники откровенно боялись этой стройной молодой девушки.
Баржа быстро пронеслась по реке, пока лондонцы были в храмах, чтобы они не могли увидеть, как везут Елизавету, и выразить ей свое сочувствие, в котором никогда ей не отказывали. Вскоре показался Тауэр – огромное серое обиталище мук, поражений и отчаяния.
Она увидела, что ее хотят вести в него через ворота Изменников, и это показалось ей страшным предзнаменованием.
– Я не сойду на берег здесь! – крикнула принцесса.
Шел дождь, и она подняла лицо, чтобы ощутить его капли, потому что когда еще ей доведется снова почувствовать их мягкость? «Как нежен дождь! – подумала она. – Как он добр в этом жестоком мире!»
– Ваша милость… – проговорил Суссекс.
– Должна ли я сойти на берег здесь? У ворот Изменников? Смотрите! Вы ошиблись с приливом. Как я могу сойти в воду?
Суссекс накинул свой плащ ей на плечи, чтобы защитить от дождя. С внезапным раздражением она скинула его и сошла с баржи. Вода была выше ее туфель, но Елизавета не обратила на это внимания и закричала звенящим голосом:
– Вот сходит на берег такая верная подданная, ставшая узницей, как никто другой, ступавший на эти ступени! Перед Тобой, о Господи, говорю это я, не имеющая других друзей, кроме Тебя.
Когда принцесса входила в Тауэр, многие тюремные надзиратели вышли посмотреть на нее, некоторые даже привели с собой своих детей. Их маленькие любопытствующие лица немного успокоили Елизавету. Она слабо улыбнулась малышам, и один маленький мальчик вдруг выбежал вперед, встал перед ней на колени и проговорил тоненьким голоском:
– Вчера вечером я молил Бога о спасении вашей милости, и сегодня тоже буду молить.
Елизавета положила руку на его голову.
– Значит, в этом скорбном месте у меня есть один друг, – сказала она. – Я благодарю тебя, дитя мое.
Несколько надзирателей воскликнули:
– Да хранит Господь вашу милость!
Она улыбнулась и присела на одну из мокрых ступенек, глядя на них почти с нежностью.
К ней подошел лейтенант Тауэра и стал умолять ее подняться.
– Потому что, мадам, – сказал он, – сидеть так не полезно для здоровья.
– Лучше сидеть здесь, чем в худшем месте, – откликнулась она, – потому что только одному Господу известно, куда вы меня посадите. – Но все-таки поднялась и позволила отвести себя в Тауэр вместе с теми немногими женщинами, которым разрешили ее сопровождать. Граф Суссекс все еще шел рядом с ней.
– Ваша милость, – пробормотал он, – вы понимаете, мне не нравится поручение, которое на меня возложили. Будьте уверены, я сделаю все, что в моей власти, чтобы облегчить ваше пребывание в этом месте.
Елизавету привели в приготовленные для нее апартаменты – самые строго охраняемые во всем Тауэре. И там, когда всхлипывающие дамы собрались вокруг нее, она вдруг почувствовала, что к ней вернулось мужество.
Итак, пришло то, чего она все время боялась. Но сейчас ее беспокоило другое – видел ли кто-нибудь, что она чуть не потеряла сознание, когда ее вели через ворота Изменников? И очень надеялась, что никто не заметил ее слабости.
Она принялась успокаивать своих дам.
– Все, что сейчас происходит, в руках Божьих, – утешала она их. – И если они пошлют меня на плаху, я не допущу, чтобы мою голову отсек английский топор. Я буду настаивать, чтобы это был меч из Франции.
Дамы поняли, что принцесса вспоминает мать, и заплакали еще горше, а она сидела прямо, высоко подняв золотую голову, и спокойно смотрела в будущее, которое обещало ей корону или меч из Франции.
