Эльза Вернер - Дорогой ценой
Было еще слишком рано для съезда гостей, но комнаты уже сияли огнями, и слуги собрались в вестибюле дома. Габриэль закончила туалет намного раньше матери, все еще продолжавшей испытывать терпение своей горничной внесением в наряд то тех, то других изменений. Поэтому молодая баронесса вошла одна в небольшой салон, которым начиналась анфилада парадных комнат.
Главную стену салона украшал портрет в тяжелой золоченой раме; он изображал покойную жену барона и был написан одним из лучших художников. Однако и его искусная рука не сумела оживить довольно приятное, но совершенно апатичное и неодухотворенное лицо баронессы, только гордая осанка и роскошный туалет ненадолго останавливали на себе внимание зрителя. При сопоставлении этого портрета с незаурядной, энергичной личностью барона была ясно видна вся глубина нравственной бездны, лежавшей между супругами, и невозможность для них какого бы то ни было сближения.
Габриэль остановилась перед портретом и все еще стояла перед ним, когда отворилась дверь, ведущая из парадных комнат в собственное помещение барона, и показался он сам. Равен был в полной парадной форме, и богато расшитый придворный мундир с широкой орденской лентой через плечо делал его фигуру еще представительнее. Он подошел к молодой девушке.
– Ты уже готова, Габриэль? О чем ты так задумалась, стоя перед этим портретом?
В его последних словах звучало нескрываемое неудовольствие.
– Я была удивлена, найдя здесь портрет тети. Разве у тебя нет места для него в твоих собственных комнатах?
– Нет! – коротко, но решительно отрезал барон.
– Но ведь эти комнаты открываются всего лишь несколько раз в году. Почему ты не повесишь портрет в своем кабинете?
– Ради чего? – холодно спросил барон. – Твоя тетка никогда не заглядывала туда. Я приказал перенести портрет в эту гостиную, где он более уместен. Как тебе понравились парадные комнаты замка?
Этот внезапный переход ясно показал, как неприятен барону предмет разговора. Он без церемонии взял Габриэль под руку и направился вдоль анфилады комнат, чтобы показать и объяснить ей, что в них заключалось интересного. В распоряжение губернатора было предоставлено поистине княжеское помещение, которому вполне соответствовала старинная роскошь убранства. Богато украшенные стены и лепка потолков, глубокие оконные ниши и высокие мраморные камины относились к былым временам замкового великолепия. Все это было оставлено в прежнем состоянии, но дополнено дорогими шелковыми и атласными обоями, тяжелыми бархатными драпри и портьерами, мебелью с богатой позолотой, и при ярком освещении парадные комнаты производили поистине ослепительное впечатление.
Молодая баронесса Гардер была как будто создана для такой обстановки. Идя рука об руку со своим опекуном, она вся отдавалась восторженному созерцанию. Она довольно быстро справилась с недавним смущением, вызванным сценой у портрета, и снова по-прежнему непринужденно вела себя с бароном.
Встреча у «Ключа ундин» тоже была давно забыта, равно как и серьезное настроение, вызванное ею. Габриэль сразу заметила, что с того самого дня барон стал очень добр и предупредителен по отношению к ней. Сегодняшний бал, по его словам, он тоже устроил лишь с целью «дать наплясаться одной паре ножек, падкой до танцев». Это было невероятно: ведь на свои торжественные приемы он всегда смотрел, как на тяжелую обязанность, налагаемую этикетом! Но Габриэль привыкла к тому, что ее баловали все окружающие, и потому последнее обстоятельство не бросилось ей в глаза. Она приняла любезность своего опекуна так же, как прежде принимала его строгость, – с легкомыслием и резвой шаловливостью ребенка. А сегодня ее мысли были заняты исключительно предстоящим балом, и все остальное отступало на задний план. Она не переставала шутить, и ее звонкий смех то и дело нарушал торжественную тишину комнат.
Равен был по обыкновению серьезен и молчалив, но с удовольствием слушал болтовню Габриэли, время от времени окидывая взором свою юную спутницу. В этот вечер Габриэль была еще очаровательнее, чем всегда, в своем воздушном белом платье, отделанном цветочными гирляндами. Ее белокурые волосы украшал венок из живых цветов, и во всем ее пленительном облике, дышавшем очарованием и свежей прелестью, казалось, ожила сказочная фея.
Они закончили обход, войдя в большой приемный зал, украшенный портретами исторических деятелей и царственных особ. Сияющие огнями, великолепно убранные, но все еще пустынные залы и гостиные, казалось, ждали, когда их тишина будет нарушена веселой толпой. Пока ее нарушали только шаги барона и шелест платья его спутницы.
– Мы в самом деле словно в очарованном замке, – весело заметила Габриэль. – Мертвое великолепие – и ни одной живой души, кроме нас. Я не представляла себе, что ты окружен таким блеском, дядя Арно; мне кажется, приятно сознавать себя здесь господином.
Барон окинул зал равнодушным взглядом и ответил:
– По-твоему, это – завидное положение? Я никогда не придавал значения именно этому…
– И этому тоже? – спросила Габриэль, указывая на его орденскую ленту, – высший орден страны, который давали в виде отличия только в редких случаях.
– И этому тоже, – спокойно ответил барон, – хотя не откажусь ни от того, ни от другого. Внешний блеск неразрывно связан с представлением о власти. Большинство людей понимает только такую, внешнюю ее сторону, и с таким отношением приходится считаться. Я всегда учитывал это, но стремился к совершенно иному.
– Чего и достиг, подобно всему в жизни.
Барон несколько секунд молчал. Его глаза с загадочным выражением были обращены на молодую девушку; наконец он сказал:
– Я достиг многого, но не всего.
– Неужели ты еще жаждешь повышения? Барон улыбнулся.
– На сей раз мне хотелось бы сбросить с плеч лет двадцать.
– Ради чего?
– Чтобы снова быть молодым. В последнее время я стал часто сознавать, что состарился.
Молодая баронесса с улыбкой указала на огромное простеночное зеркало, против которого они стояли. Чистое стекло ясно отражало всю высокую, мощную фигуру Равена, дышавшую зрелым мужеством. Он смотрел на свое отражение не то с удовлетворением, не то с легким беспокойством.
– И все же мне скоро пятьдесят лет! – медленно произнес он. – Тебе это известно, Габриэль?
– Конечно! – ответила она. – Но почему ты так подчеркиваешь свой возраст? Ты ведь не чувствуешь приближения старости?
– Поэтому я иногда и забываю о своих годах, что при некоторых обстоятельствах очень опасно. Тебе по крайней мере не следует поощрять меня к такой забывчивости.
