Элизабет Ренье - Погоня за счастьем
Брови Кейт вопросительно поднялись. Непривычная к недоверчивым, скептическим взглядам, Арабелла невольно начала оправдываться, словно совершила что-то недозволенное:
— Я только хотела посетить могилу дяди.
— Но сэр Чарльз похоронен недалеко от входа, мисс Глинд. Вы не могли не заметить новый памятник и свежие цветы.
— Да, я положила туда и свои. Я просто хотела… — Внезапно ей пришло в голову, что она ведет себя с этой бесцеремонной и дерзкой девицей, словно провинившийся ребенок. Она перекинула шлейф амазонки через локоть и вышла на дорожку. Слегка поклонившись, она направилась к воротам плавной, скользящей походкой.
Увидев терпеливо ожидавшую у ограды Джудит, она помедлила. Для Арабеллы слепая девушка в испачканной юбке с корзинкой цветов могла стоять у церковных ворот только по одной причине. Она достала из кармана амазонки вязаный кошелечек.
— Какие милые цветы, — сказала она. — И как сладко пахнут.
Джудит, услышав приветливый голос и звяканье монет, привычно протянула вперед букетик цветов, одновременно подставив ладонь другой руки. В ее голосе появились хнычущие нотки — когда-то цыгане учили ее, что просить нужно именно так.
— Они совсем свежие, леди, сорваны всего лишь час назад.
Арабелла приняла цветы и собралась положить в протянутую ладонь монету, когда вдруг словно все адские фурии в багровом дыму и пламени заполонили церковный двор и набросились на нее.
Кейт перехватил протянутую руку Джудит, крепко зажала в своей и повернулась к Арабелле, воинственно развернув плечи и высоко вскинув голову.
— Можете взять цветы, мэм. Но мы не берем денег за то, что производит в изобилии природа.
Лицо Арабеллы стало таким же белым, как косыночка на ее шее.
— Я понятия не имела, что это касается вас, — проговорила она холодно. — Просто хотела дать денег этой бедняжке.
— Все, что касается Джудит, касается и меня.
— Она ваша сестра?
— Да, хотя и не по крови.
— Тогда вам не стоит так пугать ее. Смотрите, она боится вашего гнева.
— Вы смеете советовать мне, как лучше обращаться с Джудит? — процедила Кейт глухим, хриплым голосом. — И это дочь человека, едва не убившего ее монетой, которую так небрежно швырнул под копыта лошадей! Вы тогда тоже сидели в карете? И наверное, смеялись вместе с вашим отцом?
Арабелла отшатнулась, не на шутку испуганная яростью, прозвучавшей в голосе Кейт. На миг ей показалось, что эта широкоплечая девушка сейчас ударит ее. Она машинально подняла хлыст, но тут же осознала, что вокруг сделалось необычно тихо, и увидела беспокойное лицо грума, который спешил с лошадьми к воротам. Она огляделась.
В дверях домов стояли женщины, почти все с малышами, цеплявшимися за их юбки. А над церковной оградой виднелись лица ребятишек с вытаращенными глазами и засунутыми в рот пальцами. Она поняла, что это было не праздным любопытством. За молчаливым разглядыванием она ощутила непонятную враждебность. В Лондоне она не сталкивалась с чем-либо подобным и растерялась перед такой дружной неприязнью. Может быть, они просто радуются тому, что над ней, посторонней, берет верх местная мегера?
Грум, который стоял потупившись, был сейчас единственным звеном, связывавшим ее с благодушной безоблачностью ее защищенного от невзгод существования. Но Арабелла отметила, что, подсаживая ее в седло, он избегал встречаться с ней глазами. Ее нервы, уже порядком натянутые под действием холодной, унылой атмосферы Соколиного замка, не могли дольше вынести этого странного молчания.
Она выпрямилась в седле и повернулась к Кейт:
— Как я догадываюсь, вы — мисс Хардэм. Очень жаль, что вы не сумели привить вашим ученикам более приличные манеры, чем собственные.
Арабелла развернула лошадь и поскакала вдоль деревенской улицы. Она не смотрела по сторонам, но все-таки сознавала, что, хотя женщины и приседают перед ней, лица их при этом остаются неподвижными и все как одно выражают странное торжество.
Кейт смотрела ей вслед. Потом, успокоив Джудит, нагнулась, чтобы подобрать рассыпавшиеся колокольчики. Она уже успела устыдиться своей вспышки и искала себе оправданий. Но как ни старалась, не могла скрыть от себя истинной причины мгновенно вспыхнувшей враждебности к Арабелле. В ее голове стучали слова Ричарда: «В ней есть изящество и своего рода утонченность…»
Она не могла не признать, что он прав, и одновременно с этим открытием пришла первая тень сомнения. На чем, собственно, основаны ее чудесные мечты? На детской клятве, на нескольких словах любви, вырванных у Ричарда слезами? Но он так и не сделал ей предложения, вообще ни разу не заговорил о браке.
Когда они с Джудит вышли из леса, над ними, громко треща, пролетела черно-белая птица. Обыкновенная сорока. «Сорока — к печали…» — подумала Кейт.
Ричард стоял у окна гостиной, разглаживая кружевные оборки, примятые тяжелыми манжетами лилового камзола. В саду порывистый ветер беспощадно гнул и ломал хрупкие весенние цветы, расшвыривал яркие лепестки по мокрой земле, гнал по газону стайку прошлогодних листьев, раскачивал, невзирая на громкие, но тщетные протесты грачей, верхушки вязов, грозя опрокинуть гнезда с выводками птенцов. Дождь, набежавший с юго-запада и завесивший залив серым плащом, отстукивал бравурное стаккато по оконным стеклам.
Ричард отвернулся от окна и хмуро отметил, что из камина потягивает дымком. Он постарался увидеть комнату глазами постороннего. За двадцать лет, которые прошли со смерти матери, в этом доме ничего не изменилось. Он так редко позволял себе развлекаться, что мебель в гостиной месяцами стояла покрытая чехлами, которые слуги торопливо сдернули, едва на аллее показалась карета, где могла находиться дама.
Сквайры, которых он изредка приглашал к себе после охоты, или заходившие иногда любители наук, желающие воспользоваться телескопами отца, чувствовали себя уютнее в библиотеке, где обычно он сидел вместе с Кейт.
У этой длинной безликой комнаты с мраморным камином и сверкающими канделябрами, изящной мебелью, обитой парчой пастельных тонов, не было ничего общего с Кейт. Ричард сомневался, что она вообще заходила сюда, кроме того единственного раза, когда он показывал ей свой дом. В этой комнате словно до сих пор обитала тень его матери, и она также годилась для утонченной, невозмутимо-элегантной леди… такой, как Арабелла.
Сквозь шум ветра за окном он услышал, как у дверей остановилась карета. Джонатан соскочил с запяток на залитую водой дорожку и опустил ступеньку. Плащ Арабеллы, который девушка не успела подхватить, хлестнул его полой по лицу и сбил шляпу, которая весело понеслась по грязным гранитным плитам террасы. Лакей едва успел удержать на голове парик, и с его губ едва не сорвалось крепкое словцо. И тут же он услышал, как Арабелла пробормотала не произнесенное им слово и, подхватив полы плаща, прошла в дом.
