Дебора Мартин - Любовь срывает маски
4
Мэриан поклялась себе, что ни за что больше не вернется в Фолкхэм-хауз. Она искренне верила, что ей не придется этого делать. И все же пять дней спустя она вновь стояла в огромном величественном холле, простиравшемся на всю длину второго этажа Фолкхэм-хауза.
У нее не было другого выхода, уверяла она себя. Мистер Тиббет передал ей, что граф тяжело болен. Что же ей оставалось делать? Она должна выяснить, что случилось с раной, которую она, как ей казалось, так тщательно зашила и обработала. Почему все ее старания оказались напрасными? Несмотря на опасную подозрительность Фолкхэма, образ его мощного, крепкого тела, сломленного лихорадкой, сильно ее тревожил. Она убеждала себя, что у нее нет абсолютно никаких причин чувствовать себя виноватой за его состояние. И тем не менее она испытывала острое чувство вины.
Она исподтишка взглянула на Тамару. Та потрясенно оглядывалась вокруг, даже не пытаясь скрыть свои чувства. Но Мэриан не могла винить ее за это. Вид холла сам по себе уже мог заронить сомнения по поводу нравственности нового обладателя поместья. Граф превратил его в богато отделанную, даже роскошную галерею, выполненную в темных тонах, что придавало ей какой-то тревожный, может быть, даже несколько гнетущий облик. Здесь все совершенно отличалось от того, что было при ее отце. Стены, заново отделанные панелями, как и раньше, были увешаны картинами и гобеленами, но те ни в малейшей степени не напоминали мирные пасторали и степенные портреты предков Винчелси, которые предпочитали ее родители.
Теперь на стенах красовались древние средневековые гобелены с изображением битв. А с портретов на Мэриан смотрели мужчины и женщины с суровыми, а подчас и жестокими лицами, черты которых в большей или меньшей степени имели сходство с чертами молодого графа. Одна из картин, на которой были изображены две полуобнаженные дамы с пышными формами, прильнувшие к своим кавалерам, заставила девушку смущенно вспыхнуть до корней волос. И все же что-то в этих сочных, насыщенных красках или явная чувственность притягивали ее взор помимо воли.
Даже вид самой мебели, казалось, имел целью вызвать боязливый трепет у взирающего на нее зрителя. Дорогие, выполненные с большим мастерством кресла стояли в полукруглых оконных нишах, напоминая Мэриан о том, что богатство Фолкхэмов во много раз превышает состояние ее отца. Ее взгляд привлек древний мраморный столик. Круглую столешницу поддерживали искусно вырезанные фигуры сатиров, чьи грешные, дразнящие взгляды внезапно смутили девушку. Она поспешно отвела от них глаза, чтобы тут же встретиться с еще более тревожащей картиной.
Вдоль одной из стен висела необычная коллекция оружия. Скрещенные испанские рапиры, шпаги, кинжалы, различные сабли, даже украшенный драгоценными камнями ятаган — все это придавало залу, так хорошо ей знакомому когда-то, несвойственный ему прежде угрожающий вид.
«Каким же должен быть человек, который украшает свое жилище такими грозными орудиями смерти?» — невольно спросила она себя. Ответ пришел к ней мгновенно. Это человек, который хотел напомнить всем, кто бы ни пришел к нему в дом, что с ним не стоит шутить. Новый владелец Фолкхэм-хауза был несгибаемым солдатом, привыкшим к крови и смерти, сам покрытый шрамами многих сражений, и он хотел, чтобы об этом помнили его друзья и враги.
Так как же вышло, что эта последняя рана оказалась для него роковой? Мэриан пребывала в растерянности, она никак не могла понять, что произошло. Разве только его состояние не было уж настолько плохим, как уверял ее мистер Тиббет. Это ранение вряд ли коренным образом отличалось от тех, что он не раз получал в битвах и шрамы от которых она видела на его теле. Допустим, ей самой не приходилось еще никогда заниматься подобными ранами, но она была уверена, что все сделала правильно — тщательно очистила и зашила так, как это делал отец. Если рана не нагноилась, уверяла она себя, то с чего бы графу лежать в беспамятстве, в жестокой лихорадке, как ее уверяли? Нет. Этого просто не могло быть!
Конечно, Тамара была уверена, что это не так. Едва мистер Тиббет сообщил им, что он слышал о плачевном состоянии графа от Уильяма Крэшоу, Тамара сразу заявила, что вся эта история — не более чем выдумка, обыкновенная ловушка, чтобы заставить Мэриан вновь прийти в Фолкхэм-хауз.
— Это безумие, — бормотала Тамара, пока они ожидали в холле, отправив слугу сообщить Уильяму Крэшоу о своем приходе. — Я просто не могу поверить в то, что ты добровольно согласилась вновь прийти сюда.
Мэриан сама не понимала, как она на это решилась, но благоразумно промолчала на этот счет.
— Мистер Тиббет боится, что граф при смерти. Я не могла не прийти.
— Однако сам мистер Тиббет был против того, чтобы ты приходила сюда. И во всяком случае, он даже не видел Фолкхэма и не может судить о его состоянии.
— Я же говорила тебе, Уильям никогда не допустит к своему хозяину мистера Тиббета. Он не доверяет пуританам.
Тамара презрительно фыркнула.
— А ты не должна была бы доверять аристократам. Ты совершила большую глупость, когда пришла сюда в первый раз. Если бы не твоя маска, кто знает, что бы тогда произошло. Но уж сейчас…
Мэриан виновато опустила глаза, невольно взглянув на свои запястья. В ее памяти всплыла отчетливая картина, как Фолкхэм изучал ее руки. Она вновь почувствовала прикосновение его горячих пальцев к своей коже. Мэриан так и не призналась тетке, как близка она была к разоблачению в ту ночь. Может ли быть утверждение Уильяма, что его хозяин тяжело болен, всего лишь ловушкой, или это правда?
В любом случае она оказывалась в очень опасном положении. Если Фолкхэм и в самом деле так болен, как утверждает его камердинер, то горожане вполне могут поверить, что она это сделала специально. И не важно, что там было на самом деле. Слишком уж все неудачно складывалось.
Мэриан нервно обернулась к тетке, и даже под тяжелым широким плащом было заметно, как она дрожит.
— Задумывалась ли ты, что с нами будет, если граф умрет? — тихо прошептала она.
Тамара на мгновение застыла. Резкие морщинки, проложенные беспокойством, казалось, стали еще глубже.
— Если аристократ, занимающий такое высокое положение, умрет после того, как я лечила его, мне конец, — мрачно продолжала Мэриан. — Жители города не решатся защищать меня в этом случае, и, как только солдаты обнаружат, кто скрывается под именем Мина, меня сразу же арестуют. А уж учитывая обвинение, выдвинутое против отца, никто не будет сомневаться, приписывая мне и смерть Фолкхэма. Теперь ты понимаешь? Я должна во что бы то ни стало спасти его, или мне придется своей жизнью заплатить за его смерть.
