Барбара Картленд - Ах, Париж!
Гардения была разочарована, что ей не разрешили поехать с господином Каннингэмом на прогулку в Булонский лес. Как было бы приятно сидеть на высоком сиденье желтого кабриолета и чувствовать, как стремительно бегут сильные лошади. Но он же предупредил, что увидится с ней завтра, а это значит, что в субботу вечером он придет в гости к тетушке.
Сегодня вечером, подумала Гардения, он и, возможно, лорд Харткорт и другие красивые молодые люди поедут к «Максиму». Как-то несправедливо, что ей нельзя ехать. Она стала напевать мелодию из «Веселой вдовы». Она стала вспоминать, успела ли она упаковать с собой ноты, но даже если она и забыла их, она все равно помнит мелодию наизусть. В большой гостиной стоит пианино. Она может спуститься вниз и попробовать подобрать мелодию. Здесь, в Париже, эта песенка была так к месту.
Ее тетушка спала, но окна спальни герцогини выходили на другую сторону, поэтому музыка не будет ей слышна, да и играть Гардения станет очень тихо.
Она приоткрыла дверь своей спальни. Все было спокойно. Она сбежала по лестнице и вошла в гостиную. Теперь там все было прибрано, и комната выглядела совершенно по-другому. Зеленые столы убрали, на пол постелили ковры, изящные диваны и стулья расставили так, как было принято расставлять мебель в обычных гостиных. В огромных вазах стояли цветы, а лучи заходящего солнца, проникающие через окно, делали комнату уютной и теплой.
— Мне все это привиделось, — сказала себе Гардения, вспоминая свои первые впечатления.
Она подошла к небольшой нише, в которой стояло огромное пианино. Крышка была открыта, Гардения села на обитый гобеленом стул и пробежала пальцами по костяным клавишам.
Пианино было прекрасным, и Гардения, страстно любившая музыку, начала очень-очень тихо наигрывать один из вальсов Шопена. Ее родителям нравилось, когда она играла. Возможно, в один прекрасный день и тетушка сочтет ее музыку успокаивающей. Так Гардения смогла бы хоть в малой степени отплатить тетушке за всю ее доброту — роскошные платья, красивый дом, радость встречи с новыми людьми.
— Я благодарна, я безмерно благодарна, — вслух проговорила Гардения, — и я в Париже, самом веселом городе в мире.
Музыка из «Веселой вдовы» заполнила все ее существо, и она поняла, что не забыла ни одной ноты. «Иду к «Максиму» я», — еле слышно пела она. Внезапно сзади раздался голос:
— Надеюсь, мне будет дозволено сопровождать вас туда — кем бы вы ни были.
Гардения резко развернулась на стуле и увидела мужчину, разглядывающего ее. Он был высок, широкоплеч, и она с легкостью догадалась бы, откуда он родом, даже не слыша его акцента. Невозможно было ошибиться, увидев это лицо с резкими чертами, эти волосы цвета спелых колосьев и эти выступающие скулы, столь характерные для людей его нации. Что-то в его взгляде через очки и в растянутых в слабой улыбке тонких губах заставило Гардению сразу же невзлюбить его.
— Кто вы? — спросил он по-французски с гортанным акцентом.
— Я Гардения Уидон, — вставая, ответила она. — Я племянница герцогини де Мабийон.
— Не может быть! Племянница Лили! — уже по-английски воскликнул мужчина.
— Именно так и есть, — сказала Гардения. — Позвольте узнать ваше имя?
— Я барон фон Кнезбех, — ответил он, щелкнув каблуками, потом внезапно схватил ее руку и поднес к губам. — Счастлив познакомиться с вами. Ваша тетушка никогда не говорила мне, что у нее такая красивая племянница, наделенная такой массой достоинств.
— Я приехала неожиданно, — объяснила Гардения.
— Вы будете жить здесь?
— Да, в этом доме.
— Это будет так приятно, — проговорил барон, — для вашей тетушки, естественно. — Гардения спохватилась, что он все еще держит ее за руку. Как только она попыталась выдернуть ее, он опять поднес ее к губам и поцеловал. — Мы должны стать друзьями, вы и я, — добавил он. — Я очень давний друг вашей тетушки — очень близкий друг, если можно так выразиться. Мы часто будем видеться, и тогда, моя маленькая Гардения, мы оба узнаем друг друга поближе.
Казалось, его взгляд пронзал ее насквозь, а то, как он двигал губами, выжало у Гардении приступ тошноты.
Она опять попыталась выдернуть руку, и на этот раз он отпустил ее.
— Боюсь, тетушка сейчас отдыхает, — проговорила она. — Сообщить ей, что вы пришли?
Улыбка, появившаяся на его лице в ответ на ее слова, показалась Гардении оскорбительной.
— Не беспокойтесь, моя маленькая Гардения, — успокоил ее барон. — Я сам сообщу ей. Вы будете ужинать с нами сегодня? Вот тогда мы и встретимся.
Он еще раз щелкнул каблуками. Его движения были скорее механическими, он отнюдь не старался быть вежливым по отношению к Гардении. Барон повернулся и вышел из гостиной.
Гардения продолжала смотреть ему вслед. Он ужасен, думала она. Именно такими она представляла себе негодяев из романов! Но все-таки он близкий друг ее тетушки, и ей придется быть вежливой с ним. Да, действительно, близкий друг, если может без предупреждения подняться наверх в будуар, где она отдыхает!
Глава пятая
Генриетта Дюпре взяла изумрудное ожерелье и приложила его к белоснежной шейке.
— Сколько? — спросила она тем голосом, который приберегала для владельцев магазинов и слуг и который очень отличался от мягкого, сладкого голосочка, ласкавшего слух ее поклонников.
— Десять тысяч франков для милорда, — ответил ювелир. — А вам, мадемуазель, семьсот пятьдесят комиссионных.
— Это нечестно! — Генриетта швырнула ожерелье на туалетный столик и поднялась с низкого пуфика. Тончайший полупрозрачный пеньюар почти не скрывал совершенные линии ее молодого тела. — Полторы тысячи франков! — бросила она.
— Нет, мадемуазель, — возразил ювелир, разводя руками. — Тогда мне ничего не достанется. А семьсот пятьдесят франков — это справедливо. Вспомните, сколько я помог получить вам на том браслете. Сделка была для меня совершенно невыгодна.
— Ба! — грубо вскричала Генриетта. — Вы богатый человек, месье Фабиан. Вы составили себе состояние, получая огромные прибыли и давая жалкие крохи тем, кто помогает вам делать деньги. Лорд Харткорт богат, а в Париже очень много хороших ювелиров, которые будут безумно счастливы отыскать для меня более красивое ожерелье и на более выгодных условиях.
Месье Фабиан, маленький седой человечек, бросил на Генриетту Дюпре хитрый взгляд. Он давно привык иметь дела с дамами полусвета, и никто лучше его не знал, как они становились жадны, когда дело касалось комиссионных.
Внезапно он решил, что сыт по горло вечными спорами, сопровождавшими каждую сделку. Лучше продавать что-то менее изящное какому-нибудь аристократу. Герцогиня Мальборо, например, только вчера без всяких вопросов о цене купила бриллиантовое кольцо. Конечно, она американка, в то время как мадемуазель Дюпре, без сомнения, просто базарная торговка, и об этом не следует забывать.
