Вайолет Уинспир - Нежный тиран
В последующие дни Лаури с головой погрузилась в изнурительные упражнения в комнате, скромную обстановку которой составляли несколько стульев, огромное зеркало во всю стену и станок. Эти занятия с Максимом ди Корте длились по два часа в день, после чего учитель с ученицей присоединялись к остальным членам труппы. Они пили кофе и затем репетировали с Бруно балеты, запланированные на следующий сезон. Бальный зал палаццо превратился в просторную и удобную репетиционную комнату.
Танцоры превратились в дружную группу людей, проводивших большую часть времени вместе. Они разговаривали о балете, до полуночи засиживаясь в комнатах друг у друга, обсуждали взаимные ошибки, чинили пуанты, ссорились и мирились.
Но не все время отдавалось работе. Они любили Венецию и поэтому нередко устраивали лодочные прогулки. По вечерам многие отправлялись ужинать в близлежащее кафе, в котором звучала венецианская музыка и царила дружеская, неформальная обстановка.
Вскоре для Лаури стало вполне очевидно, что подруги видят в ней «маленькую подружку» Микаэля Лонцы. Несколько красоток, гораздо более привлекательных, нежели Лаури, открыто завидовали ей, другие просто дивились. Но все в один голос просили ее быть начеку, поскольку Пантера — опасный ловелас, и к тому же весьма непостоянный.
Лаури и сама давно догадалась об этом, но она хотела как можно лучше узнать Венецию, а Микаэлю, похоже, нравилось показывать ей окрестности.
Порой, когда они оказывались наедине в изумительном старом дворике или плыли в гондоле, в его глазах появлялся порочный блеск. В эти минуты Лаури, казалось, могла прочесть его мысли.
— Если предел твоих мечтаний, Микаэль, — множество дурацких поцелуев, тогда найди себе другую спутницу, — заявила Лаури однажды, вечером. — Поцелуи хороши для влюбленных. Можешь считать меня старомодной, но это мое убеждение.
— Как ты узнаешь, влюблена или нет, раз не даешь мужчине поцеловать себя? — подкалывал он.
— Я не куплюсь на это, коварный Мик, — парировала Лаури. — Влюбиться — серьезный поступок, а я не собираюсь менять свою жизнь, пока мне не исполнится по крайней мере двадцать один год. Кто знает, может быть, мне вообще не придется об этом задумываться.
— Вам придется прикусить язычок еще до того, как мы покинем Венецию, мисс Чопорность, — предупредил он. — Знаешь ли ты, что два человека, идеально танцующие вместе, находятся на грани того, чтобы влюбиться друг в друга?
— По мнению синьора ди Корте, я танцую далеко не идеально, — усмехнулась она. — Я была проинформирована о том, что, если проведу пять минут на сцене так, как начинала наши па из «Ларлин», он вышвырнет меня из труппы.
— Сомневаюсь, крошка. — Микаэль прислонился к статуе в нише на площади Святого Марка, где они спрятались от начавшего накрапывать дождика. — Когда в следующий раз увидишь маэстро, присмотрись к его упрямому подбородку. Мужчины расцветают, преодолевая барьеры, а ты, будучи женщиной, обеспечиваешь упорному венецианцу еще большие трудности, чем я. Много лет назад я согласился расстаться со своим бродяжьим прошлым, чтобы он сделал из меня настоящего танцора. Если бы ты только знала, на кого я был тогда похож, Нижинка!
— Я думаю, что ты загребал башмаками пыль везде, куда ступала нога человека, — рассмеялась она. — Маэстро было нелегко приручить тебя, если, конечно, тебя вообще можно приручить.
— Временами у нас едва не доходило до драк, — признался Микаэль. — Он тогда гонял меня до полусмерти, а когда наши мнения расходились, мы страшно ругались по-итальянски. Нас снова и снова тянет иногда скрестить шпаги, но он делает из меня то, что задумал, лепит балетного танцора из бродяги-цыгана, который рассчитывал лишь на легкие деньги и стакан вина к обеду.
Странно, — пробормотала Лаури, — временами преклоняться перед человеком, временами ненавидеть его. Не важно, что мы думаем о своих фуэте или пируэтах, он всегда сочтет их несовершенными. В такие моменты мне хочется запустить в него чем-нибудь тяжелым, но когда я сделаю фуэте так, как он хочет, то понимаю, что он был прав. Его невозможно привести в бешенство, и он никогда не устает. Иногда я едва не падаю от усталости, но разве его это волнует? Нет! «Выпей кофе, — прорычит. — Ты молода, скоро придешь в себя и восстановишь силы».
Микаэль расхохотался во все горло, и капли дождя, сверкающие в его волосах, разлетелись во все стороны. Его смех раскатился по пустынной площади, на которой кроме них остались лишь голуби, притулившиеся под каменными карнизами, да мокрые, блестящие камни тротуаров. Каналы, подернутые дымкой, навевали меланхолию.
— Мне кажется, ты очень многогранная, Лаури, — подарил он ей нежный взгляд. — Ты так глубока, что снова и снова выдаешь что-то совершенно неожиданное. Девушка «на грани страсти и поэзии», как сказал когда-то Оскар Уайльд. Ты до сих пор остаешься для меня загадкой, тайной за семью печатями. Видишь ли, я бы не отправился с тобой ни в одно из наших венецианских путешествий, если бы хотел раскусить тебя, как остальных. Ты не такая, как другие. Мне нравится просто быть с тобой, смотреть, как светятся твои глаза в полумраке старых церквей, как ты не можешь спокойно пройти мимо полосатой кошки и бежишь, как суеверная колдунья, от черных.
— Я обожаю кошек, — запротестовала Лаури. — Просто не люблю, когда черные коты перебегают мне дорогу.
— А еще ты стучишь по дереву, — не унимался он, сверкая глазами в сгущающейся тьме. — Вы, женщины, очень впечатлительны. Оглянись вокруг — разве на этот балкон в дождливых сумерках не могла выйти Джульетта? Отелло проходил вон под той аркой… а здесь рыцари в латах собирались в поход…
С легкой дрожью Лаури вынуждена была согласиться. На исходе дня атмосфера здесь воцарилась действительно почти сверхъестественная, словно сказка сошла на землю в этот фиолетовый час. Дождь оставил на площади лужи, в которых купались голуби, и это зрелище развеселило спутников. Фонари стали один за другим зажигаться вдоль побережья, и легкий вечерний бриз, словно холодный шелк, пробежал по площади.
— Нам пора отправляться домой, — с сожалением проговорила она.
— Думаю, мы могли бы поужинать в кафе «У трех фонтанов», — предложил он. — Ты ведь никогда не была там, Лаури. В этом чудесном тихом месте вкусная еда, и мы спокойно угостимся, не слушая болтовни о балете.
— Но ты же любишь балет больше жизни! — воскликнула она.
— Я люблю танцевать, но не могу обойтись только искусством, — улыбнулся он. — Мне нравится музыка Равеля, книги Томаса Манна и теоретические дискуссии с Максимом — но не все же время! Сегодня я хочу обедать у «Трех фонтанов», любоваться звездами, отражающимися в воде, и чувствовать себя мужчиной рядом с прелестной девушкой. Неужели ты не хочешь этого?
