Анна-Мария Зелинко - Дезире
В мэрии ожидали Жозеф и два его свидетеля — Наполеон и Люсьен.
Я не успела одеться, так как потеряла массу времени на розыск пропавших перчаток. Поэтому я стояла у окна нашей спальни и кричала:
— Счастливо!..
Но Жюли меня не слышала, так как она торопилась.
Коляска была украшена белыми розами из нашего сада и совсем не была похожа на наемный экипаж.
Я до тех пор приставала к Этьену, пока он не взял меня в магазин, где я выбрала бледно-голубой шелк на новое платье. Когда м-ль Лизетт, наша домашняя портниха, начала кроить мне платье, я очень просила не укорачивать его, но, увы, платье все-таки было короче тех, которые я видела в журнале Парижских мод. Юбка была пришита к корсажу как раз на талии, а вовсе не под грудью, как теперь носят в Париже, и мое платье нисколько не похоже на платье м-м Тальен, «Богоматери Термидора», богини Революции…
Несмотря на все недостатки, я нашла мое платье роскошным и представляла себя в нем царицей Савской в момент ее знакомства с царем Соломоном…
А кроме того, я ведь тоже невеста, хотя до сих пор Этьен видит в нашей помолвке только шум, разбудивший его среди ночи.
Прежде чем я была окончательно одета, начали собираться гости. М-м Летиция, в темно-зеленом, с гладко причесанными волосами (без единой седой нитки), сколотыми шпильками и лежащими на затылке большим узлом, как у крестьянки. Элиза, толстая и раскрашенная, как оловянный солдатик. Она прилепила куда только возможно разные бантики, которые она выпросила у Этьена за последние дни. Полетт, наоборот, прехорошенькая, изящная статуэтка из слоновой кости, в розовом муслине. Бог ее знает, как она уговорила Этьена подарить ей этот муслин, самый модный сейчас!.. И Луи, плохо причесанный и в плохом настроении, которое он не пытался скрыть. И Каролина, отмытая и даже завитая, и этот ужасный ребенок Жером, который немедленно заявил, что он голоден.
Мы с Сюзан предложили ликер всем членам семьи Буонапарт старше четырнадцати лет, а м-м Летиция заявила, что у нее есть сюрприз для всех нас.
— Свадебный подарок Жюли? — спросила Сюзан.
До сих пор м-м Летиция ничего не подарила Жюли. Они, конечно, очень бедны, но мне кажется, она могла бы что-нибудь сшить своей будущей невестке.
— О, нет, — ответила м-м Летиция и с загадочной улыбкой покачала головой.
Мы терялись в догадках. Потом секрет открылся. Появился еще один член семьи Буонапарт, сводный брат м-м Летиции, носящий фамилию Феш, тридцатилетний священник. Но так как он не смог стать мучеником и не пожелал страдать за веру во время Революции, он снял с себя сан и превратился в дельца [6].
— И как идут у него дела? — спросила я м-м Летицию. Она покачала головой и сообщила мне, что ее брат с удовольствием согласился бы на любую работу в торговом доме Клари, если Этьен заинтересуется им и возьмет на работу.
У дяди Феша была веселая круглая физиономия и чистая, но поношенная жакетка. Он поцеловал ручки Сюзан и мне и похвалил наш ликер.
Потом вернулись новобрачные. Коляска, украшенная розами, остановилась возле нашего подъезда. В ней ехали Жюли и Жозеф, мама и Наполеон. Во второй коляске — Этьен, Люсьен и дядя Соми.
Жюли и Жозеф подбежали к нам, Жозеф бросился на шею матери, а все остальные Буонапарты столпились вокруг Жюли, потом дядя Феш заключил в объятия мою маму, которая никак не могла понять, кто это, а наш дядя Соми поцеловал меня в щеку, а потом стал целовать всех девочек Буонапарт и всех Клари, и так много было поцелуев кругом, что мы с Наполеоном тоже не растерялись и поцеловались таким долгим и счастливым поцелуем, что кто-то возле нас деликатно покашлял… Этьен, разумеется!
За столом новобрачные были посажены между дядей Соми и Наполеоном, а мое место оказалось между дядей Фешем и Люсьеном Буонапартом. Жюли была очень оживлена, ее щеки горели и глаза блестели. Впервые в жизни она была действительно красива. Как только уселись, дядя Феш постучал по своему бокалу. Он, как бывший священник, горел желанием произнести речь. Он говорил долго, скучно и все время ссылался на Провидение. По его словам, благодаря Провидению мы сегодня так славно празднуем, у нас такой прекрасный обед и такая гармония между всеми членами семьи. Все это по его словам получилось так только по воле покровительствующего нам Провидения…
Жозеф подмигнул мне, потом Жюли улыбнулась, наконец, Наполеон засмеялся, а мама, до глубины души растроганная проповедью, взглянула на меня полными слез глазами. Этьен же бросил на меня сердитый взгляд, потому что он прекрасно знал, что Провидением, которое сосватало Жюли и Жозефа и сроднило семьи Клари и Буонапарт — была только я одна…
Потом Этьен сказал короткую и плохую речь, а потом все пили за здоровье новобрачных.
Обед подходил уже к концу, и Мари подала сладости и фрукты, когда встал Наполеон и вместо того, чтобы постучать по своему бокалу, крикнул:
— Минуточку внимания!
Мы вздрогнули от неожиданности, и Наполеон коротко, отрывистыми фразами заявил, что счастлив присутствовать на семейном празднике. Хотя он считает, что своим присутствием здесь сейчас он обязан не всемогущему Провидению, а военному министру, который выпустил его из тюрьмы. Таким образом, он, Наполеон, чувствует себя заблудшим сыном, вернувшимся к родному очагу. Он присоединяется ко всем добрым пожеланиям в адрес наших новобрачных, но считает, что сейчас очень удобно объявить еще одну новость. Тут он посмотрел на меня, и я поняла, что последует за этой преамбулой.
— Поэтому в настоящее время, когда семьи Клари и Буонапарт объединились, здесь на веселом празднике, я хочу объявить, что… — его голос звучал очень тихо, но в столовой царила такая тишина, что каждое слово было слышно. — Что прошлой ночью я просил руки м-ль Эжени, и Эжени согласилась стать моей женой.
Со стороны Буонапартов разразилась буря радостных возгласов, и я очутилась в объятиях м-м Летиции. Но я смотрела на маму. Мама была поражена этим ударом, она как будто окаменела, но я видела, что она совсем не рада этому сообщению. Она посмотрела на Этьена. Он пожал плечами.
Наполеон с бокалом в руке опустился на стул рядом с Этьеном, и я могла видеть воочию, как умел Наполеон влиять на людей. Этьен вдруг улыбнулся и выпил с Наполеоном.
Полетт обняла меня и назвала сестричкой. М-сье Феш кричал что-то по-итальянски м-м Летиции, и она ответила радостно:
— Экко! [7]
Вероятно, он спросил, такое ли у меня большое приданое, как у Жюли.
Среди общего оживления никто не обращал внимания на Жерома, и самый младший отпрыск семьи Буонапартов напихивался едой как только мог. По-моему, он ел про запас. Потом мы услышали крик м-м Летиции и увидели, что она тащит из комнаты Жерома, белого, как скатерть. Я проводила мать и сына на террасу, где Жером начал со страшной силой выбрасывать из себя огромное количество еды, которое он поглотил. После этого он почувствовал себя лучше, но мы не могли пить кофе на террасе, как предполагалось…
