Вера Крыжановская - Торжище брака
На минуту в уме возник блестящий образ князя Арсения, но она сейчас же с презрением оттолкнула его. Этот пустой прожигатель жизни, этот легкомысленный поклонник женщин недостоин был даже мысли. О! Как благодарна была она баронессе Рабен, что та открыла ей глаза! Тамара обладала очень сложной натурой, и в ее душе уживались два, по-видимому, совершенно несовместимых качества. Живая, великодушная и необыкновенно восприимчивая молодая девушка, казалось бы, должна была быть слабой и легко поддаваться влиянию любви. Но тут-то и обнаруживалась загадочность ее натуры. Чем сильнее в этом отношении воспламенялся ее ум, тем холоднее и рассудительнее становилось сердце. Любовь медленно овладевала ее сердцем, и достаточно было неожиданного разочарования, чтобы это чувство навсегда было уничтожено. Именно это и случилось с князем Угариным. Как только с идеала была сорвана маска и перед ней обнаружилась вся нравственная несостоятельность ее героя, любовь к нему, питаемая в продолжение четырех лет, исчезла без следа! Мысль Тамары снова вернулась к Тарусову. Краснея, вспомнила она все мелкие факты, ясно свидетельствовавшие о глубокой и страстной любви, которую он питал к ней. Почему бы и ей не ответить ему тем же? Отец прав: медленно развивавшееся чувство, основанное на взаимном уважении и симпатии, разумеется, должно быть выше минутных страстей. Наконец, жизнь в родительском доме сделалась для Тамары действительно невыносимой. Этот вечный вихрь удовольствий, эта вечная погоня за развлечениями утомляла ее, а общество мачехи было ненавистно, особенно с тех пор как родилось подозрение относительно истинных отношений ее к одному постоянному посетителю их дома. Каким было бы счастьем устроить свой собственный семейный очаг и начать спокойную и разумную жизнь!
Результатом всех этих размышлений было то, что в тот же вечер Тамара дала свое согласие Тарусову.
Обручение было отпраздновано торжественным ужином; бракосочетание же назначено после Пасхи, так как, по мнению Ардатовой, приданое не могло быть готово раньше начала Великого поста.
С этого дня Анатолий Павлович сделался постоянным гостем в доме Ардатовых, и Тамара, увлеченная своим новым положением, все больше и больше привязывалась своим честным и доверчивым сердцем к человеку, которого она выбрала и горячая любовь которого, казалось, служила залогом счастливого будущего.
Первое время ничто не смущало счастья молодых людей; но по мере того как близость отношений между ними все возрастала, стали выступать наружу черты характера Тарусова, прежде совершенно скрытые в условиях светской жизни.
Прежде всего, Тамаре не понравилось семейство жениха. Тарусов жил у своего дяди, старого отставного полковника, жена которого, женщина тридцати восьми лет, была страшной кокеткой, несмотря на свою малопривлекательную наружность. Часто посещая этот дом в качестве будущей родственницы, молодая девушка скоро заподозрила, по обращению дяди и тети с Анатолием Павловичем, что последний находился в зависимом положении от них. Эта мысль несколько шокировала ее, но, по своей неопытности, она не поняла настоящего положения дел. Затем, на основании долгих и откровенных разговоров со своим женихом, она пришла к убеждению, что Анатолий Павлович обладает далеко не обширным умом и вне светской жизни является человеком ограниченным, тяжелым, рутинером, отличающимся мелочным фатовством и порядочной дозой упрямства.
Однажды она с мачехой обедала у Тарусовых. После обеда жених пожелал показать ей свой кабинет. Молодая девушка с любопытством рассматривала фотографические карточки, оружие и другие предметы. Затем, подойдя к книжным шкафам, она стала просматривать заглавия многочисленных томов, переполнявших полки. Здесь были собраны, по большей части, классические сочинения и книги научного содержания, между которыми Тамара заметила даже астрономический журнал.
— А! Ты тоже интересуешься этой наукой, Анатолий? Как я рада, что наши вкусы так сходятся! — сказала Тамара, беря несколько номеров и садясь к столу, чтобы перелистать их. Посреди письменного стола, под большим пресс-папье, лежал последний номер того же журнала. Но каково же было изумление Тамары, когда она убедилась, что он был почти не разрезан.
— Ты не особенно усердно читаешь, — заметила она.
— Ах! Этот предмет и статьи, которые печатаются здесь, так скучны, что я уже давно отказался читать их.
— Но в таком случае я не понимаю, зачем ты подписываешься на этот журнал?
— Ради товарищей, мой друг, а главным образом, ради посетителей, — ответил, смеясь, Тарусов. — Благодаря этому все думают, что я занимаюсь серьезными науками, а в полку я пользуюсь репутацией ученого.
Тамара покраснела: ей стало стыдно мелочности своего жениха.
Дальнейшие события не внесли ничего нового в их взаимные отношения. Анатолий Павлович был по-прежнему сама олицетворенная нежность. Он не переставал уверять Тамару в своей страстной любви.
— Я знаю, — повторял он, — что у меня масса недостатков, и откровенно сознаюсь в этом. Брани меня, дорогая моя, но не сердись, а, главное, сильней люби меня! Твоя любовь мне необходима, так как без тебя я не могу жить!
Был один из приемных дней у Ардатовых. Анатолий Павлович, более чем когда-нибудь влюбленный и нежный, в этот день обедал у них и вечером в ожидании гостей сидел в гостиной наедине со своей невестой.
— Ты нездорова, Тамара? — нежно спросил Тарусов молодую девушку, которая, бледная и расстроенная, нервно теребила кружева своего платья.
— Нет, мой друг, я здорова. А между тем что-то такое, в чем я не могу дать себе отчета, заставляет болезненно сжиматься мое сердце; какое-то неопределенное беспокойство преследует меня с самого утра, и я вздрагиваю при малейшем шуме! Этой ночью я видела во сне, что гуляю по лугу, усыпанному роскошными цветами и залитому яркими лучами солнца. Вдруг небо сразу потемнело и стало опускаться на меня, как какая-то свинцовая крыша! Полураздавленная, я, задыхаясь, отбивалась изо всех сил, думая, что погибну под этой страшной тяжестью, — и проснулась, обливаясь холодным потом!
— Это, дорогая моя, был просто кошмар, не имеющий, конечно, никакого значения. Ты очень нервна, и эта нервность заставляет тебя мрачно смотреть на вещи. Но, слава Богу, мы скоро будем соединены навеки! Тогда моя любовь, мои нежные заботы о тебе рассеют это болезненное настроение. В данную минуту нам не угрожает несчастье. Но если бы, по воле Божьей, тебя постигло какое-нибудь горе, то разве я не с тобою, чтобы помочь перенести его и разве моя пылкая любовь не сумеет облегчить тебе его?! О! Ты еще не знаешь, как я люблю тебя! Ты составляешь лучшую часть моей души, и без тебя жизнь казалась бы пустой и бесцельной!
