Вера Крыжановская - Болотный цветок
— Все это возможно, но неведению Марины я не верю. А потому, если она согласилась выйти за возлюбленного матери, то это отвратительно, прямо мерзость.
Известие о помолвке Марины с графом Земовецким произвело настоящий переворот в душе барона. Его всецело поглотило новое чувство, которое он считал презрением, но которое было, в сущности, ничем другим как ревностью. Днем и ночью думал он об этой свадьбе и раз десять в день менял свои решения: ехать ему в Чарну или извиниться под каким-нибудь предлогом. Под конец он все-таки объявил тетке, что неудобно отказываться от приглашения бабушки, хотя истинной причиной, которая влекла его туда, было страстное желание снова увидеть Марину и лично убедиться, что именно побудило ее на такой шаг.
Приехал барон в Чарну накануне свадьбы.
Графиня приняла его тепло и приветливо; хотя, вообще говоря, она любила его меньше, чем Стаха, потому что брак ее дочери с протестантским бароном был ей противен. В свое время, она все сделала, чтобы помешать этой свадьбе, но у юной панны Ядвиги проявилась такая железная воля, которая стоила мамашиной. Тем не менее, корректный и трудолюбивый Реймар своим серьезным характером и сердечной добротой с течением времени очень расположил к себе бабушку.
Итак, графиня ласково встретила внука, благодарила за приезд, но на его вопросы относительно предстоящей свадьбы ответила уклончиво.
— Видишь ли, дитя мое, на каждого из нас Бог налагает свое испытание, а меня Господь испытывает в самом важном для меня деле в жизни — вере. Твоя мать вышла за протестанта, а Стах женится на православной; это очень тяжело, но я подчиняюсь Божьей воле. Но кроме этого, что могу я иметь против выбора Станислава?
Несмотря на такой дипломатический ответ, барон чувствовал, что бабушка его недовольна, озабочена и желает остаться одна.
После обеда, на котором присутствовал отец Ксаверий, крайне непонравившийся барону, графиня удалилась к себе, и Реймар остался один со своими тяжелыми мыслями и душевной тревогой.
Побродив по саду, он пошел за книгой в библиотеку Станислава и в галерее неожиданно очутился перед «Блуждающим огоньком». Увидав картину, он остолбенел. Каким образом прозвание, которое он дал Марине, оказалось воплощенным в этом дивном произведении? Ужели она сама, по злопамятству и чувству обиды за высказанное тогда на ее счет мнение, подсказала художнику подобный сюжет?
Но как прекрасно было это обаятельное видение, как дивно хорош этот «болотный цветок», который Станислав срывал теперь, не страшась смерти, караулившей его на этой предательской глади пучины…
Долго рассматривал он картину, и вновь ревность охватила его с такой силой, что ему стало невыносимо кого-либо видеть. Он ушел к себе и, под предлогом головной боли, послал извиниться, что не выйдет к вечернему чаю.
Барон мало спал в эту ночь. Комната его выходила на двор, и из окна он видел, как прибыл Станислав и снова уехал встречать на станцию жену и тестя.
Волнуемый смутными чувствами, в которых никак не мог разобраться, барон с нетерпением ожидал возвращения Станислава; его сердце тревожно забилось, когда у подъезда остановилась коляска, в которой сидели Адауров с дочерью, и когда Земовецкий стал высаживать жену, что-то тихо нашептывая ей на ухо. Барон покраснел, но все-таки от него не укрылось, что молодая была грустна и бледна и избегала, как будто, смотреть на мужа.
Марина действительно чувствовала себя все время как бы под гнетом кошмара. Во время венчания она была так взволнована, что вся церемония прошла точно мимо нее, не оставив никакого впечатления; ее всецело поглотила одна гнетущая мысль, что отныне она навеки связана неразрывными узами с человеком, который ей противен, и что тяжесть взятых на себя обязанностей превышает ее силы. Наружно она выдержала свою роль с таким совершенством, о котором даже не подозревала. Лишь по отъезде графа, когда она осталась одна на несколько часов, слезы и жаркая молитва облегчили ее тяжелый душевный гнет.
В пути она была уже спокойнее. Под маской застенчивой сдержанности в душе Марины таились энергия и сильно развитое чувство долга. Каковы бы ни были причины ее брака, она считала Своей обязанностью пересилить отвращение и сделать их совместную жизнь сносной.
По приезде в Чарну граф повел жену и тестя в апартаменты бабушки. Графиня очень ласково приняла Марину и была любезна с Павлом Сергеевичем, приглашая его подольше погостить у них; но Адауров сказал, что после венчания, немедленно принужден выехать обратно.
После приема у старой графини, Земовецкий провел Марину в ее помещение, роскошно и со вкусом отделанное и через маленький коридорчик соединявшееся с его комнатами. Марина была так утомлена, что приняла ванну и легла спать, приказав разбудить себя в четыре часа, чтобы переодеться.
Замковая «каплица» была роскошно украшена цветами и зеленью; убранный редкими растениями алтарь представлялся живописной беседкой, а яркий свет люстр освещал богатое облачение священника и пышные наряды приглашенных.
Вошла Марина — очаровательная в своем воздушном кружевном платье — и преклонила колени на красной бархатной подушке, лежавшей на ступенях алтаря; а когда она подняла на ксендза свои чудные, бархатные глаза, тот даже на мгновение зажмурился. Это было действительно видение его грез, но только более прекрасное и обаятельное, чем на картине. В это же время злобное, жестокое торжество проснулось в его сердце: между ней и графом, стоявшим на коленях рядом, он вырыл пропасть; это было вполне справедливое наказание за беспутную жизнь.
Спрятавшись за толпой, бледный Реймар стоял, прислонясь к стене и тоже не сводил глаз с новобрачной. Его сердце усиленно билось, и он с тревогой искал в глазах Марины разгадку ее душевной тайны. Но взгляд ее был так чист и искренен, что не было сомнения: она ничего не знала о порочном, преступном прошлом ее мужа. Кроме того, она не выглядела счастливой: в ее глазах таилась глубокая печаль, и стиснутые губы придавали лицу горькое выражение. В таком случае какая же причина вызвала подобный брак?
Реймар взглянул на двоюродного брата. Бледное лицо Станислава не выражало ничего, и ревнивое чувство подсказало барону, что у того тоже не было истинного, глубокого чувства.
«Как мог Станислав, считавший себя таким знатоком женской красоты, оставаться слепым? Или, пресыщенный жизнью, он считает законной данью обладание всякой красивой женщиной?» — думал барон.
