Кэтлин Вудивисс - Приди, полюби незнакомца
На дворе, как временное жилище для обездоленных, были разбиты палатки, а двое слуг натягивали парусиновый навес над дворовой кухней. Неподалеку от сгоревшего дома развели костер, который едва обогревал слуг, не говоря уж об обитателях палаток. Несколько несчастных как завороженные вглядывались в пламя. Их удерживала на безопасном расстоянии внушительных размеров надзирательница с суровым лицом, которая в качестве символа власти использовала длинный ивовый хлыст. Она угрожающе размахивала им, порой задевая тех, кто, раздобыв где-то миски, приходил к раздаче пищи. Они растерянно и покорно отступали в сторону, присоединяясь к тем, кто бессмысленно кружил по двору, ни на что не обращая внимания. Других, буйных, привязали к тяжелым столбам, врытым в землю.
Увиденное произвело на Эштона тяжелое впечатление. Несчастные явно находились во власти служителей, которые могли с ними обращаться как заблагорассудится. Врагу такой участи не пожелаешь. Он испытывал настоящее отвращение к надзирательнице с ее оружием власти и раздумывал, не призвать ли ее к порядку, прежде чем заняться своим делом.
Он вышел из экипажа и вместе с Хирамом принялся выгружать корзины с едой, платьем и посудой. Кто-то из служителей побежал открыть калитку. За ним неверной походкой последовало несколько пациентов, по виду — детей. Похлопывая Эштона по спине, они приветствовали его, как приятеля, которого давно не видели. Он дал каждому по корзине, а служитель направил их к кухне.
— Скоро еще пришлем, — сказал Эштон седовласому санитару. Тот выглядел бесконечно изможденным и озабоченным и, казалось, совершенно не замечал, что все руки у него были в ожогах. — Вы бы лучше позаботились о своих руках.
Санитар посмотрел на обожженные места, словно только что заметил их, и равнодушно пожал плечами.
— Да они не болят, сэр. А большинство этих бедняг нуждается в постоянном уходе. — У него было раскатистое, на ирландский манер, «р». — Вот накормлю их, уложу спать, тогда и собой займусь.
Эштона передернуло, когда он услышал, как просвистел хлыст, настигший очередную жертву, и не удержался от иронического замечания:
— К тому времени на ваших подопечных живого места не останется.
Санитар озабоченно проследил за взглядом Эштона; надзирательница как раз снова подняла хлыст.
— Мисс Гюнтер, — сердито закричал он. — Вы что, не соображаете, как они вас отделают, если только разозлятся по-настоящему? А поскольку вы упорно не желаете меня слышать, я, пожалуй, отвернусь.
Словно не веря своим ушам, надзирательница неохотно отбросила хлыст. Удовлетворенный санитар вновь посмотрел на Эштона и протянул ему руку.
— Меня зовут Питер Логан, сэр. Я здесь работаю около года и сейчас, когда мы недосчитались двоих служителей, меня оставили за главного, к большому неудовольствию мисс Гюнтер. — Он печально пожал плечами. — Я всегда старался хоть немного помочь этим беднягам.
— Вы имеете представление, как все это произошло?
Питер Логан заправил выбившийся подол рубахи, которая была ему явно велика, в брюки, помолчал немного и сказал:
— Точно не скажу, сэр. Мы все спали, кроме старины Ника, который делал ночной обход. А сейчас он где-то в бегах, в лесу, должно быть.
— Кто-нибудь погиб? — спросил Эштон, глядя, как от почерневшего остова дома поднимаются струйки дыма.
— Мы тут посчитали и выяснили, что не хватает с полдюжины больных. Ну и Ник. И еще один санитар исчез сегодня утром. Наверное, он не мог вытерпеть, что так много психов свободно разгуливают по двору, и решил, что лучше дать деру. — Питер помрачнел. — Конечно, надо еще покопаться в золе, тогда будем знать точно.
Эштон криво улыбнулся.
— Я бы предпочел знать, что все убежали.
— Так мало кто считает, сэр. Как хорошо, что в мире есть еще добрые души, это согревает сердце.
— Кто-нибудь жалуется? — спросил Эштон.
Питер коротко рассмеялся и покачал головой.
— Пожалуй, только один, сэр. Сегодня утром сюда заявился некий мистер Тич. Он расспрашивал, может, кто убежал в Натчез или другие города в округе и что от них можно ожидать добрым людям.
— Боюсь, Хорэс Тич только и знает как всем досаждать своими дурацкими предположениями.
Служитель украдкой огляделся, наклонился к Эштону и зашептал:
— Как я вижу, вы, сэр, человек правильный, так что можно сказать вам кое-что, что покажется вам интересным, да и шерифу тоже, когда он появится. — Питер постучал согнутыми пальцами по шелковой рубашке Эштона. — Я кое-что подозреваю, сэр. Там, где не все сгорело, я нашел несколько запалов. Мне кажется, сэр, это не был несчастный случай, кто-то нарочно хотел причинить зло этим несчастным. И еще... Вчера я сам мыл пол в дворовой кухне, а когда пришел туда сегодня утром, нашел на полу перед печкой пятна крови и какие-то следы, словно кого-то волокли. Кочерга провалилась между половицами, и со стола исчез большой нож. Мне кажется, что здесь что-то не так, сэр, хотя, конечно, с уверенностью сказать не могу. И вы первый, с кем я говорю об этом.
— Шериф — мой друг. И ему, несомненно, будет интересно послушать вас. Если это был поджог, преступника надо разыскать и заставить ответить.
— Ну, кем бы там этот подонок ни был, ему следовало получше замести следы. А так у шерифа будет на что посмотреть.
Взгляд Эштона остановился на жалких фигурах, сгрудившихся вокруг костра. Он обратил внимание, что там были и женщины.
— Безумие — это несчастье, которое настигает не одних только мужчин, — коротко заметил Питер. — Оно не щадит никого... даже детей.
Эштон обещал доктору Пейджу разузнать насчет Лирин, но слова застревали у него в горле. Чувство было такое, словно, задавая такие вопросы, он предает ее.
— А женщины среди тех, кого вы недосчитываетесь, есть?
— Да, одна вроде есть, сэр, хотя в точности не скажу. Да и кто скажет? Может, сначала она испугалась, а потом прибежала назад. — Питер помолчал и задумчиво пожевал губами. — Она такая странная, знаете ли... Не то чтобы она была так уж плоха... Но временами становилась буйной — чуть на людей не бросалась.
Эштон похолодел. Трудно сказать, отчего Лирин так разнервничалась, когда он уходил из ее комнаты. Он повторял себе, что должна быть какая-то определенная причина, но дальнейшие расспросы страшили его.
— За ней присматривала служительница, которая исчезла после пожара, — к великому облегчению Эштона, Питер заговорил сам. — Иногда она приносила ей разные безделушки — гребешки или что там еще. Когда она была в норме, на нее было даже приятно посмотреть.
— А молодая она? — Эштон ждал ответа, затаив дыхание, хотя затруднился бы объяснить, что ему, собственно, до этой женщины. Ведь они говорят явно не о Лирин.