Мэгги Осборн - Луна прерий
Она вдруг поняла, что разглядывает его длинные ноги в пыльных сапогах, и, поджав губы, опустила голову.
«Запомни, – предостерегла она себя, – у тебя нет будущего с человеком, за которым охотится каждый, кому не лень, по всему Западу. Если женщина любит мужчину, который не дорожит жизнью, ничего, кроме страданий, такая любовь не принесет».
– Камерон? – Он не ответил, только приподнял голову. – Мне нелегко свыкнуться с мыслью что эта поездка вам дорого обойдется. Никогда не встречала таких мужчин. – Она покачала головой. – Нет слов, чтобы выразить вам свою благодарность.
– Не надо так говорить.
– Мне страшно отсюда уезжать. Я привыкла к этому месту. А там, снаружи, – она махнула рукой в сторону двери, – там все другое, новое.
– Может, вам это понравится.
– Это и пугает меня, – прошептала она. – А теперь о скотине. Завтра мы не можем уехать. Я должна договориться с людьми. На это уйдет весь день.
– Я повезу продовольствие.
– Вы повезете… Разве мы не возьмем с собой повозку?
– Я думал, что все объяснил, – нахмурился он. – Мы поскачем в Санта-Фе, а там сядем на поезд.
– Поскачем? На лошадях, что ли?
– Надеюсь, вы умеете ездить верхом?
О Боже!
– Я не садилась на лошадь целую вечность.
– Я проехался сегодня утром на вашем гнедом. Не думаю, что у вас с ним будут неприятности.
– Наверное, вы говорите о Бобе. – Последний раз она седлала его… когда же это было?
– А еще мы возьмем мула и пристроим их в Санта-Фе. Конечно же, они должны ехать верхом. Иначе ему придется возвращаться сюда за своей лошадью.
– А сколько до Санта-Фе пути? Он пожал плечами:
– Миль триста. Может, немного больше. Проехать больше трехсот миль верхом на лошади?
– А по дороге нам будут попадаться города?
– По большей части мы будем ночевать в прерии, на отрытом воздухе.
Ночевать на воздухе. Во что, во имя Всевышнего, она собирается ввязаться?!
Собирая вещи, Делла то складывала их в сумку, то вытаскивала, то опять складывала. Настроение у нее было ужасное.
Камерон несколько раз говорил ей, что все ее вещи должны уместиться в седельных сумках. Мул понесет лишь амуницию для лагеря.
Под конец Делла запаковала свой воскресный костюм – для поезда – и вместе с ним соответствующую нижнюю одежду, туфли и перчатки. Она взяла много блузок, запасную юбку для верховой езды и чулки. В щели напихала расчески, гребни и другие туалетные принадлежности. Взяла свою свадебную фотографию, последнее письмо Кларенса и маленький кошелек, в котором хранила несколько долларов и янтарные серьги.
Камерон долго рассматривал раздутые седельные сумки, прежде чем повесить их на спину Бобу. Потом закрепил их. За все это время он не произнес ни слова. Лишь закончив, спросил:
– Готовы?
Делла, подставив лицо горячему августовскому ветру, смотрела на крошечную ферму. Теперь, когда скотины не было, она услышала вдруг скрип мельницы – звук, который обычно не замечала. А еще она никогда не позволяла себе увидеть, какими старыми и обветшалыми стали и дом, и амбар. Беспощадное техасское солнце и зимняя стужа суровы к постройкам. И к женщинам тоже.
Откинув волосы назад, она надела свою старую рабочую шляпу и кивнула.
– Готова.
Если она сюда не вернется… что ж, здесь не осталось ничего, о чем стоит скучать. Это было печальным открытием, но Делла знала, что обязательно вернется.
Камерон помог ей забраться в седло, подождал, пока она устроится поудобнее, и взял мула под уздцы. Проверив стремена и поводья Деллы, он сел на коня и поехал вниз по дороге.
Не оглядываясь, Делла последовала за ним.
Ехали они не спеша, дорога была нетрудной. Когда по пути попадался ручей или озерцо с пресной водой, делали привал. К середине дня Камерон заметил, что энтузиазм Деллы поубавился, с непривычки она очень устала.
Когда он помог ей спешиться в тени у старого обрубленного дуба, Делла проковыляла к пеньку и со стоном опустилась на него.
– Боже мой! Вы сказали, триста миль?
– Возможно, немного больше. – Он протянул ей флягу. Делла намочила носовой платок и приложила к лицу.
Жакет она давно сняла. Влажная от пота блузка липла к спине, под мышками образовались длинные мокрые пятна. Через час зазубренный край шляпы уже не сможет защищать от палящих лучей ее лицо, оно будет открыто солнцу.
– Есть хотите?
Если бы он путешествовал один, то съел бы кусок вяленого мяса или несколько печений, не слезая с лошади. Через неделю-другую, когда Делла привыкнет к верховой езде, он предложит не останавливаться в полдень – конечно, если жара не усилится.
– Я, правда, не знаю, – сказала она. Сквозь платок ее голос звучал приглушенно. Влажная ткань быстро подсыхала. – При одной только мысли, что нужно встать, идти к Бобу, брать седельную сумку и нести ее снова сюда, мне становится плохо. Дайте передохнуть минутку.
На рассвете она поджарила курочку и сварила с дюжину яиц. Взяла также свежей моркови и лука и несколько кусков пирога с изюмом, чтобы съесть его в первый день.
– Я сам достану еду.
Платок упал с ее лица, Делла прищурилась.
– Не хочу, чтобы вы мне прислуживали. Готовить и подавать еду – моя обязанность.
– Прекрасно, справляйтесь сами. А я сварю кофе.
– Как можно в такую жару пить горячий кофе?
Он не стал смотреть, как она с трудом поднимается и плетется к лошадям, а пошел собирать хворост для костра. Но слышал, как она то и дело бормочет: «О Господи, Боже ты мой!»
На своем веку Камерон повидал немало неопытных наездников и понимал, как она себя чувствует. Все тело ноет. Особенно спина и плечи. Зато она не заметит, что спит на голой земле, чего очень боялась. Провалится в сон, как только закроет глаза.
– Сколько, по-вашему, мы проехали? – спросила она, когда с едой было покончено. В конце концов она тоже согласилась выпить кофе, но от сахара отказалась. Камерон подозревал, что ей попросту не хочется идти за сахарницей.
– Может, миль десять. – Если учесть все остановки, то проехали они самое большее восемь миль. Сам он мог проделать задень не меньше тридцати.
– Не больно-то много, – сказала она. Набрав горсть песка, Делла смотрела, как он просачивается тонкими струйками между пальцев. – Вы знаете, я тут подумала… В здешних краях, наверное, полно змей?
Она произнесла это беспечным тоном, и Камерон не сдержал улыбки.
– Змеи любят нас не больше, чем мы их. Мы можем проехать до самой Атланты и не встретить на своем пути ни одной.
– Прошлым августом ко мне в амбар заползла гремучая змея, и я пристрелила ее. До смерти напугала меня. Я не часто пользуюсь оружием.
Она бросила взгляд на его револьверы и принялась помешивать остатки кофе.
