Пола Маклейн - Парижская жена
Конечно, и до свадьбы бывали моменты, когда Эрнест падал духом и был недоволен собой. Мрачное письмо от него могло показаться зловещим, но через несколько дней тон менялся, становился бодрее и жизнерадостнее. Однако когда живешь рядом, гораздо труднее наблюдать подобные резкие смены настроения. Когда впервые после свадьбы это произошло, я даже не ожидала, что могу так расстроиться.
Поработав днем в кофейне, он вернулся домой в ужасном виде. Лицо измученное, несчастное, глаза красные от усталости. Я, было, решила, что он заболел, но он сразу отмел мое предположение: «Я слишком много думал. Почему бы нам не погулять?»
Стоял ноябрь; было довольно холодно, но мы тепло оделись и проделали довольно большой путь к озеру. Эрнест молчал, а я не форсировала ситуацию. Когда мы подошли к берегу, сумерки сгустились, и озеро было неспокойным. Однако где-то в полумиле от берега мы разглядели небольшую шлюпку, а в ней смельчака или глупца — шлюпка явно дала течь и опасно осела.
— Что сказал бы Дарвин об этом осле? — сказал Эрнест, криво улыбнувшись.
— Ага, — обрадовалась я. — А я уж боялась, что никогда больше не увижу твои белоснежные зубы.
— Прости. Не понимаю, что со мной. — Он обхватил голову руками и вздохнул. — Черт бы ее побрал! — яростно прошептал он и с силой ударил кулаком по лбу.
— Эрнест! — вырвалось у меня, но он повторил удар.
А потом вдруг заплакал, или мне показалось, что заплакал: он спрятал лицо в руках.
— Пожалуйста, объясни, что с тобой, — просила я. — Расскажи мне все.
— Сам не знаю. Я развалина. Прошлую ночь я не сомкнул глаз.
— Может, ты раскаиваешься, что женился? — говоря это, я старалась заглянуть в его глаза. — Если так, я пойму тебя.
— Не знаю. Я какой-то потерянный. — Он вытер глаза рукавом шерстяной куртки. — Мне снятся кошмары, и они — сама жизнь. Я слышу огонь миномета, чувствую, как кровь течет по ступням. Просыпаюсь в поту. Я боюсь засыпать.
Я ощутила прилив материнской любви; захотелось крепко его обнять и держать в своих объятиях, пока из его сердца не уйдет холод.
— Пойдем домой, — сказала я.
Возвращались мы в полном молчании. Дома я сразу же отвела Эрнеста в спальню и раздела, как раздевала меня мать, когда я заболевала. Потом туго обмотала плечи шерстяным одеялом и стала с силой растирать его плечи и руки. Через несколько минут он уснул. Завернувшись в одеяло, я села в стоявшее в углу кресло, намереваясь сторожить его сон. Только тогда я осознала всю глубину моего беспокойства. «Какой-то потерянный», — сказал он, и я прочла подтверждение в его глазах, напомнивших мне глаза отца. Что это означало? Вызван ли кризис переживаниями на войне? Посещают ли его время от времени военные воспоминания, или тут замешано что-то личное? А что, если в его печали есть нечто роковое, как было у отца?
Из противоположного угла Эрнест издал слабый животный звук и повернулся лицом к стене. Потуже стянув на плечах одеяло, я посмотрела в окно на предвещавшее бурю ноябрьское небо. Полил сильный дождь, и я от души пожелала бедняге в шлюпке быть уже на берегу. Однако не каждый хочет спастись в бурю. Это я усвоила в то лето, когда умерла Доротея. Мой друг и я выбрались тогда из разбушевавшегося залива Ипсвич, но нам просто повезло. Если б яростные волны нахлынули и потащили меня за собой, я бы не сопротивлялась. В тот день мне хотелось умереть, действительно хотелось, были и потом такие дни. Не много, но они были, и сейчас, глядя, как Эрнест вздрагивает в беспокойном сне, я подумала, что, возможно, такие дни бывают у каждого. Если нам удается их пережить — то только ли благодаря случаю?
Спустя несколько часов Эрнест проснулся и позвал меня из глубины темной комнаты.
— Я здесь, — отозвалась я и пошла к нему.
— Прости, — сказал он. — Со мной такое случается, но я не хочу, чтоб ты думала, будто вместо мужа получила полудохлую клячу.
— А что предшествует таким приступам?
Он пожал плечами.
— Не знаю. Просто накатывает.
Я тихонько легла рядом с ним, и все время, что он говорил, гладила его лоб.
— Какое-то время после ранения мне было довольно тяжело. Днем, когда я что-то делал — ловил рыбу или работал, — все шло ничего. И даже ночью, если горел свет и я мог думать о чем-то постороннем, то постепенно засыпал. Иногда я перечислял все виденные мною реки. Или мысленно представлял город, в котором жил, и пытался вспомнить все улицы, хорошие бары, людей, с которыми там познакомился, истории, рассказанные ими. Но когда было слишком темно и слишком тихо, я начинал вспоминать вещи, которые не хотел помнить. Ты понимаешь, о чем я?
— Да, немного понимаю. — Я крепко обняла его. — Но это пугает меня. Я даже не догадывалась, что мой отец так несчастен, а потом его не стало. Чаша переполнилась. — Я помолчала, желая, чтобы последующие слова прозвучали значительно. — Как думаешь, ты поймешь, когда окажешься в таком положении? Когда еще не будет слишком поздно?
— Ты хочешь обещания?
— А ты можешь его дать?
— Думаю, да. Я постараюсь.
Как поразительно наивны были мы в ту ночь. Прильнув друг другу, мы давали клятвы, которые не могли сдержать и которые никогда нельзя произносить вслух. Вот что иногда творит любовь. Я уже любила его больше всего на свете. Знала, что нужна ему, и хотела, чтобы так было всегда.
Ради Эрнеста я старалась быть сильной, но жизнь в Чикаго давалась нелегко. Его поглощенность творчеством лишний раз напоминала, что собственных увлечений у меня нет. Как и прежде, я продолжала музицировать — только теперь играла на взятом напрокат пианино, а не на элегантном «Стейнвее» моего детства. В Чикаго у меня больше не осталось друзей, и потому бывали недели, когда я ни с кем не говорила, кроме Эрнеста и мистера Минелло, бакалейщика с нашей улицы. Каждый день я проходила три квартала и, добравшись до рынка, сидела и беседовала с ним. Иногда мы пили заваренный им крепкий чай, пахнувший грибами и пеплом, и все время болтали, как две кумушки. Этот вдовец был добрым человеком и понимал, когда женщина одинока.
Именно мистер Минелло помог в организации моего первого обеда в качестве хозяйки дома, на который были приглашены Шервуд Андерсон и его жена Теннесси. Весной, еще до ссоры, Кенли познакомил Эрнеста с писателем. Его книга «Уайнсбург, Огайо» все еще пользовалась большой популярностью, и Эрнест с трудом верил, что Андерсон захочет встретиться с ним, не говоря уже о том, чтобы прочесть несколько рассказов. Андерсон, однако, счел, что молодой писатель подает надежды, и предложил в будущем свою помощь. Пока же они с женой покидали Штаты и отправлялись в долгое путешествие по Европе. По их возвращении Эрнест отыскал писателя и пригласил супружескую чету к нам на обед. Я была в восторге от предстоящей встречи и одновременно впала в панику. Как мне привести в порядок нашу ужасную квартиру?
