Карин Монк - Чужая вина
— Ну, детки, вечером у нас будет жареная треска и вкусный ливер с картошкой и горохом, так что вы сможете набить животы, — сказала Юнис, опуская блюдо пониже, чтобы детям было удобно брать печенье. — Конечно, если его светлость не съест все это, прежде чем Дорин подаст обед на стол — у него такой аппетит, что, похоже, нам скоро придется прятать от него мебель.
— Вообще-то и табурет может оказаться довольно вкусным, — задумчиво промолвил Хейдон, — если к нему добавить превосходной подливы, что готовит Юнис.
Дети разразились смехом.
— Прошу прощения, мисс Макфейл. Мы не собирались вам мешать.
Веселье, наполнявшее комнату, тотчас испарилось. Все испуганно посмотрели на констебля Драммонда, начальника тюрьмы Томпсона и графа Чарлза Линтона, бывшего жениха Женевьевы, которые стояли в дверях гостиной.
— Дверь была приоткрыта, и никто не слышал нашего стука, — не без смущения объяснил Томпсон.
— А я заверил начальника тюрьмы и констебля, что вы не будете возражать, если мы войдем, — спокойно добавил Чарлз.
Устремленный на Женевьеву взгляд красивого светловолосого графа был высокомерным и слегка обиженным, как будто зрелище хозяйки дома, смеющейся с детьми и слугами, казалось ему предосудительным. Он был одет по самой последней моде в изысканно скроенный черный сюртук, клетчатые брюки в обтяжку и отполированные до блеска коричневые ботинки. Поверх этого ансамбля на нем было тяжелое черное пальто из шотландской овечьей шерсти с бархатными отворотами. К тридцати восьми годам начали сказываться последствия чрезмерно обильного питания — граф изрядно растолстел в талии и бедрах, а золотистые волосы стали редеть на макушке.
Окинув критическим взором Женевьеву, граф скользнул глазами по детям и слугам и наконец посмотрел на Хейдона, которого уже пожирал хищным взглядом констебль Драммонд.
Хейдон понял, что это конец, и его сердце мучительно сжалось. Бежать он не мог. Даже если бы путь к двери был открыт, он ни за что не оставил бы Женевьеву и детей на милость этих блюстителей закона. Темные волны отчаяния захлестывали его. Хейдон с горечью спрашивал себя, зачем бог дал ему эту краткую отсрочку? Почему он продлил его мучения, позволив ощутить мимолетный вкус свободы только для того, чтобы отнять ее так безжалостно вместе с самой жизнью?
«Потому что грехи твои очень велики», — мрачно напомнил себе Хейдон. Он убил человека, защищаясь, но длинный перечень других прегрешений лишал его надежды на прощение. Самым худшим из них был отказ от дочери, Эммалайн. Он поступил с ней так, что теперь не имел ни малейшего права на милосердие.
Лучше покинуть этот дом спокойно, не устраивая сцен.
Хейдон посмотрел на замершую неподвижно Женевьеву; в ее блестящих карих глазах застыла тревога. Внезапно ему захотелось так много ей сказать — поблагодарить ее не только за убежище и нежную заботу, но и за нечто гораздо большее. Она показала ему, что на свете существуют по-настоящему добрые люди. Это явилось для Хейдона подлинным откровением. Он был рад, что узнал об этом до того, как должен будет умереть на виселице. Хейдон хотел поблагодарить Женевьеву за то, что она вызволила Джека из тюрьмы и дала ему шанс начать новую жизнь, а также за надежду, пусть недолгую, что в его израненной душе есть хоть что-то, достойное спасения.
Хейдон смотрел на нее, стараясь скрыть свои чувства под личиной холодного равнодушия. Он вовсе не собирался раскрывать свою душу перед теми, кто окружал их. Нельзя еще сильнее втягивать мисс Макфейл в эту историю. Он скажет констеблю Драммонду, что силой проник в ее дом и угрожал расправиться со всеми его обитателями, если они не спрячут его. Наскоро обдумывая свой план, Хейдон не сводил глаз с Женевьевы, надеясь, что она без слов поймет его.
Затем он отвел взгляд и спокойно посмотрел на своих преследователей — его расслабленная поза ничем не выдавала испытываемых им мучений.
— Прошу прощения, сэр, — с несколько принужденной любезностью обратился к нему Чарлз. — Кажется, мы с вами незнакомы?
— Нет, — вмешалась Женевьева, прежде чем Хейдон успел ответить. — Вы никогда не встречались.
Ее сердце бешено колотилось в груди. Она была слишком испугана, чтобы быстро сообразить, как действовать в сложившейся ситуации. Но то, что Чарлз не знал, кто такой Хейдон, вывело ее из оцепенения. Женевьева поняла, что граф действительно никогда не встречался с лордом Рэдмондом. Быстрый взгляд на начальника тюрьмы и констебля убедил ее, что они не узнали в спокойно стоящем перед ними элегантно одетом джентльмене разыскиваемого ими убийцу. Возможно, что перемены в одежде, облике и манерах Хейдона действительно сделали его неузнаваемым. «Надо действовать!» — подумала Женевьева. Ведь когда лорд Рэдмонд поднялся с кресла ей навстречу, она сама не сразу поняла, кто перед ней. А ведь у нее была возможность детально изучить его внешность. Оставалось надеяться, что Томпсон и Драммонд, которые видели лорда Рэдмонда только в обличье грязного пьяницы с всклокоченными волосами и заросшим бородой лицом, не сумеют опознать своего заключенного в новом обличье.
Все выжидающе смотрели на Женевьеву, включая Хейдона, который не мог понять, что у нее на уме. Женевьева между тем быстро перебирала варианты: кем может оказаться Хейдон — кузеном, дядей, другом, знакомым, — отвергая их один за другим.
Наконец она остановилась на единственной роли, которая обеспечит ему защиту. Он так отчаянно нуждался в помощи. И Женевьева кинулась напролом.
— Джентльмены, я хочу представить вам мистера Максуэлла Блейка — моего мужа.
Было непонятно, кто в переполненной гостиной выглядит более потрясенным — дети, незваные гости или Юнис, Дорин и Оливер, изумленно таращившиеся на свою хозяйку.
— Мужа? — переспросил Чарлз, выпучив светло-серые глаза. — Вы вышли замуж?
— Да. — Женевьева подошла к Хейдону и посмотрела на него с улыбкой, молясь про себя, чтобы ему хватило ума ей подыграть. Хейдон уставился на нее, опешив от столь неожиданного оборота событий.
Поняв, что у него нет выбора, он положил ей руку на плечо жестом, намекающим на законные права мужа. Женевьева вздрогнула, и Хейдон с болью в душе подумал о том, какой страх она испытывает в этот момент.
— Да, — заговорил он, решительно привлекая ее к себе. — Боюсь, что это так.
Сильная рука Хейдона обхватила Женевьеву, прикрывая, словно надежный щит. Жар его тела проникал сквозь тонкую ткань ее платья, помогая унять дрожь. Женевьева понимала, что они оба ступили на опасный путь, но ничего другого не приходило ей в голову, спасти Хейдона было необходимо. Черпая силу из его прикосновения, она сделала глубокий вдох и заговорила вновь:
