Виктория Холт - Сама себе враг
Мне предоставлялась полная свобода веры и разрешалось руководить религиозным воспитанием моих детей до достижения ими тринадцати лет; где бы я ни находилась, у меня будет собственная часовня с католическими священниками и капелланами.
Теперь оставалось ждать лишь разрешения из Рима.
Наконец оно было получено – и вместе с ним пришло письмо от Его Святейшества, адресованное мне лично. Я прочла это послание и поняла, какая огромная ответственность ложится теперь на мои плечи.
Папа писал, что дает мне разрешение на брак с протестантом потому, что брак сей сделает меня королевой страны еретиков. У меня будет власть – возможно, даже над собственным мужем, и мой долг – посвятить себя спасению его души и спасению душ его несчастных подданных. Быть может, уподоблюсь я царице Эсфири – еврейской деве, которую выбрал себе в жены персидский царь Артаксеркс и которая спасла от гибели свой народ; или Берте, вышедшей замуж за Этельберта Кентского, жившего в той самой стране, куда я направляюсь, – Берте, которая обратила мужа в истинную веру и распространила христианство среди англосаксов. И весь католический мир будет взирать на меня с великой надеждой.
Дрожащей рукой написала я ответ Его Святейшеству. Я уверила его, что вполне осознаю все величие своей грядущей миссии, что все силы свои отдам делу, ниспосланному мне самим Господом, и что воспитаю детей своих в святой католической вере.
Закончив письмо, я опустилась на колени и стала молиться, дабы укрепил Господь дух мой и помог мне исполнить свой долг.
Раз разрешение папы было получено, то причин откладывать свадьбу больше не было. Начались приготовления к бракосочетанию по доверенности. Дело происходило в марте, и было решено, что свадьбу лучше всего устроить в мае.
Из Лондона сообщали, что король Яков болен. Никто не подозревал, сколь опасен его недуг, поэтому все были потрясены, когда холодным мартовским днем пришло известие о том, что монарх умер, а сын его Карл, мой жених, стал королем Англии и официально именуется теперь Карлом I.
Прекрасным майским утром меня препроводили в резиденцию епископа, где облачили в подвенечное платье. Впрочем, это была всего лишь свадьба по доверенности. Казалось очень странным выйти замуж за человека, которого я не видела никогда в жизни, однако в королевских семьях такое случалось сплошь и рядом. Я хоть сумела взглянуть на портрет жениха. Мне хотелось знать, думает ли он сейчас обо мне. Но, возможно, он был полностью поглощен другими делами и ему было не до невесты – ведь всего лишь два месяца назад он стал королем.
Пока меня одевали, я стояла как статуя. А душа моя пела. Я не могла не испытывать блаженства, зная, что появлюсь на людях в таком наряде. Одежда всегда влияла на мое настроение, и, пока на мне было красивое платье, я просто не могла чувствовать себя несчастной. Конечно, я была тогда очень молода и, возможно, более беспечна и легкомысленна, чем многие в моем возрасте. И я тихо млела от восторга, пока на меня надевали мой подвенечный наряд. Он был сшит из серебристо-золотистой ткани, украшенной золотыми лилиями и усыпанной сверкающими бриллиантами. Мать сказала, что я должна выглядеть чрезвычайно изысканно, чтобы хорошо смотреться рядом с герцогом Бэкингемом, который наверняка будет весьма элегантен. В то время предполагалось, что именно он заключит со мной брак по доверенности, однако Бэкингем не смог покинуть Англию в связи с кончиной короля Якова.
Странно, но при назначении нового доверенного лица выбор пал на герцога де Шевреза, поскольку он являлся дальним родственником короля Карла. Мне было интересно, помнит ли он собственную свадьбу и не жалеет ли о браке со своей обворожительной женой, поведение которой дает пищу скандальным сплетням и слухам повсюду, где бы ни появилась герцогиня.
Пока мне на голову надевали маленькую корону, Мами вертелась вокруг меня. Корона очень подходила к наряду.
– Корона вам к лицу, – заметила Мами.
Я счастливо улыбнулась. Я должна была уехать в чужую страну, но, поскольку Мами отправлялась со мной, беспокойство мое почти улеглось.
Незаметно пролетело утро, и я была рада, когда мы наконец отправились в собор Парижской Богоматери. Процессия очень медленно двигалась к западным воротам, поскольку церемония не могла состояться в самом соборе; так венчали когда-то и моего отца с королевой Марго. Ведь если один из вступающих в брак был протестантом, то церемонию не имели права проводить в стенах храма.
Вслед за швейцарскими стрелками и трубачами шагало множество воинов, герольдов и пажей. За ними шествовала я в своем великолепном сверкающем платье. По одну сторону от меня шел Людовик, по другую – Гастон, а за нами следовали моя мать и королева Анна.
Когда мы приблизились к помосту, расположенному у западного входа в собор, я шагнула под балдахин, мой брат Людовик остался в стороне, а герцог де Шеврез подошел ко мне и замер рядом. Он был очень красив в черном бархатном камзоле с прорезями, сквозь которые виднелась подкладка из золотой материи. Через плечо у герцога была переброшена лента, усыпанная бриллиантами, а поскольку бриллианты поблескивали у него и на камзоле, то сверкал он почти так же, как и я.
Так я вышла замуж – хотя и по доверенности – за короля Англии.
После церемонии я вместе со своими родными вошла в собор, чтобы присутствовать на торжественной мессе, а герцог де Шеврез, будучи доверенным лицом короля Карла, не присоединился к нам и удалился вместе с лордом Кенсингтоном: так поступил бы сам Карл, если бы был здесь. Этот эпизод напомнил мне, что моя вера отличается от веры моего жениха. Я ощутила легкую грусть, хотя и была полна решимости привести моего мужа в лоно святой католической церкви.
После мессы мне позволили вернуться в резиденцию епископа и немного отдохнуть перед пиром. Часы эти я провела в обществе Мами, которая возбужденно рассуждала о церемонии венчания, а также о великолепии моих бриллиантов и бриллиантов герцога де Шевреза.
А вечером был пир, и на нем царило веселье. Я восседала во главе стола по правую руку от моего брата; с другой стороны со мной соседствовала моя мать. Я заметила, что теперь оба они относятся ко мне по-другому. Я перестала быть маленькой мадам Генриеттой; я превратилась в королеву.
Потом я танцевала с герцогом де Шеврезом, пытаясь представить себе вместо его лица лицо с портрета; затем я прошлась в танце с Людовиком, а в конце мы с Анной исполнили один из наших маленьких балетов. Кружась в паре с Анной, я трепетала от радостного возбуждения: ведь теперь обе мы были королевами.
Этот день никак нельзя было назвать грустным, хотя он оказался страшно изматывающим, и под конец я была даже рада скинуть с себя свой роскошный наряд и лечь спать.
