Бертрис Смолл - Укрощение леди Люсинды
— Значит, ты встревожилась, — вздохнул он. — Поэтому я и решил, что нам нужно попрактиковаться, на случай если я не смогу тебя спасти. Не стоит страшиться, Люсинда. Это всего лишь предназначено для того, чтобы без помех поиметь тебя. Но сначала, разумеется, предстоит порка доброй шотландской плеткой. Одних шлепков будет недостаточно для скованной по рукам и ногам женщины. Сейчас я покажу тебе.
Он поднял со стула что-то вроде пояса, но при ближайшем рассмотрении Люсинда поняла, что полоса кожи слишком широка.
— Шесть дюймов ширины, — пояснил Роберт. — Четырехдюймовый конец разрезан на хвосты, завязанные маленькими узелками. Твою кожу они не рассекут, но при правильном использовании прекрасно разогреют зад и приготовят тебя к «закланию». И если ты среагируешь так, как я ожидаю, то, поверь мне, не дождешься, пока тебя возьмет мужчина. Начнем, сокровище мое?
— Погоди! — вскричала она. — Если я должна вынести это перед «Учениками дьявола», кто будет орудовать плетью?
— Только я, — заверил он. — Не позволю никому коснуться тебя. Мужчины, не привыкшие к таким инструментам, теряют разум и осторожность и зверски издеваются над своими жертвами. Но цель порки не наказать, а возбудить женщину, подготовить ее к вторжению мощного копья.
— Понятно, — вздохнула Люсинда, хотя посчитала столь тяжкое испытание совершенно ненужным. — В конце концов, если женщина любит мужчину, она всегда готова ему отдаться и ей не нужны никакие возбуждающие средства, кроме ее собственной страсти.
— Согласен, — кивнул он. — Но есть мужчины, которым необходимо видеть женщину униженную и беспомощную, а бывают также женщины, от природы холодные и не испытывающие плотских желаний. Именно для таких и предназначены столь грубые средства. «Ученики дьявола» давно пресытились обычными блюдами. Им подавай что-нибудь поострее, и подобные спектакли волнуют их. Но это лишь на тот случай, если они откажутся меня послушать. Ты готова, Люсинда?
Нервно сглотнув, она чуть слышно прошептала:
— Да, Робби.
И тут же услышала свист плетки, разрезавшей воздух. Кожаные хвосты обожгли ее ягодицы, и Люсинда слегка взвизгнула. Последовали второй и третий удары. Ей становилось все жарче, но узкие, завязанные узлом ремни все продолжали жалить ее несчастную плоть. Люсинда прикусила губу, чтобы не вскрикнуть.
— Не пытайся проявлять чудеса храбрости, — посоветовал он, — им понравится, если ты станешь выть, умоляя о пощаде.
И снова хлестнул ее.
Люсинда театрально зарыдала.
— Превосходно, сокровище мое, — одобрил Роберт, продолжая истязание. Наконец он сжал ее венерин холмик, проверяя, готова ли она к любовной схватке. Люсинда уже была влажной, но этого ему показалось недостаточно. Пришлось отвесить ей еще четыре полновесных удара под звук довольно убедительных всхлипываний. Вторая проверка показала, что ее лоно горит, как в огне, и истекает прозрачными каплями. Отбросив плетку, он выпустил на свободу свою истомившуюся плоть, стиснул ее бедра и воткнул меч в ее сочившиеся соками ножны. Ее покрасневшая попка, вдавившаяся в его чресла, казалась раскаленной.
— Ах, как хорошо, сокровище мое! — простонал он, окунаясь в нее.
— О да, — выдохнула Люсинда, — восхитительно!
— Хочешь, чтобы тебя вспахали на совесть? — лукаво прошептал он, щекоча языком ее ушко.
Да, скорее, Повелитель, скорее, хочу, чтобы ты взял меня!
— И твое желание исполнится, — пообещал Повелитель, делая резкий выпад. Его плоть пронзала ее раз за разом.
— Быстрее, дьявол ты этакий! Быстрее! — кричала Люсинда, изнемогая от сладострастия. Инстинктивно выгнув спину, она сжала потайные мускулы, пленив дерзкого завоевателя, но тут же расслабилась.
— Ах, Люсинда, — прохрипел он, — ты убиваешь меня своей невыразимой сладостью!
Выпустив ее бедра, он накрыл ладонями нежные груди и стал осыпать их отчаянными ласками. Это оказалось последней каплей. Порка привела Люсинду в невероятное возбуждение, а ощущение его рук на груди довело до безумия. Такого исступленного наслаждения он ни разу ей не дарил. Ее тело содрогнулось, и она потонула в море экстаза, которому, казалось, не будет конца. Окружающее исчезло. Осталась лишь одна связная мысль: он должен спасти ее!
Повелитель почувствовал, как пена ее страсти заливает его жадную плоть, и с криком дал себе волю, стискивая сначала ее груди, потом бедра, врезавшись в нее еще несколько раз, прежде чем отдаться волне блаженства. Он должен спасти ее!
Он обмяк на ней, тяжело дыша. Сама Люсинда едва не потеряла сознание и бессильно повисла на «Укротителе девиц» в позе абсолютной покорности, так что Повелитель испугался, уж не убил ли он ее. Он приподнялся и принялся поспешно освобождать ее из пут.
— Ты жива? — встревоженно осведомился он и, подняв Люсинду, понес к креслу. Усевшись, он положил на колени недвижную женщину и прижал к себе. — Люсинда! Скажи хоть слово, сокровище мое! Что с тобой?
Люсинда глубоко, удовлетворенно вздохнула и медленно открыла свои голубые глаза.
— Все хорошо, Робби, — спокойно заверила она. — Не волнуйся. О, дорогой мой, меня никогда еще так не вспахивали! Правда, перекладина немного неудобна и самая середина давит на живот, зато остальное! Но, дорогой, тебе ни к чему было пороть меня, чтобы возбудить, хотя, признаю, новизна ощущений свое дело сделала. — Она погладила его по щеке, озорно подергала за маску и шепнула: — Ты великолепный любовник, Робби. Почему же считаешь, что бедность не дает тебе права на женитьбу? Это поместье — чудесное тихое местечко. Я могла бы прожить здесь всю свою жизнь, никогда не видя Лондона, и все же быть счастливой. Наверняка есть женщина, которая ради любви к тебе пошла бы на все.
Сердце Роберта разрывалось от боли и тоски. Она могла быть здесь счастлива! Сама сказала об этом. Он любил ее, но гордость и честь не позволяли открыто признаться в своих чувствах.
— У меня никого нет, — глухо обронил он и почти нетерпеливо столкнул ее с коленей. — Надень сорочку, Люсинда. Больше я ничему не могу тебя научить. Позавтракай, и мы поедем кататься.
— Когда наступит полнолуние? — робко поинтересовалась она, накидывая рубашку. Должно быть, уже скоро, недаром она каждую ночь смотрела в окно, на темнеющее небо.
— Через три дня, сокровище мое, — сообщил он.
Три дня. Всего три дня осталось им быть вместе. Три дня из всего чудесного лета, прежде чем ей придется участвовать в гнусной церемонии, которую Люсинда заранее ненавидела. Не плотской любви она страшилась. Беда в том, что поклонники не любви от нее хотели, а мести за то, что она сделала их посмешищем всего общества. Люсинда пожалела бы о содеянном, если бы из-за всего случившегося судьба не свела ее с тем, кого она полюбила так отчаянно, что готова была открыть ему свое сердце. Но это невозможно! Если Роберт отвечает ей тем же, а это вполне возможно, иначе почему еще он решился спасти ее, какую боль ему придется пережить, если их план не удастся! Если ее вынудят отдаться герцогу, маркизу и лорду Бертраму на глазах у злобствующей толпы благородных джентльменов!
