Ханна Хауэлл - Если он грешен
— Ты действительно решил выяснить, почему мисс Уэрлок похитили? — спросил Корнелл, заходя следом за Эштоном в его кабинет (все четверо друзей снова пришли к нему).
— Да, решил, — ответил Радмур. Он налил себе бренди и жестом пригласил друзей угощаться. — Я должен это сделать уже хотя бы потому, что она дочь маркиза. В ее семье, судя по всему, избыток плодовитых мужчин, — проигнорировал смешки приятелей виконт, — но ясно, что постоять за нее некому. Я уверен, что эти мальчики готовы все для нее сделать, но они, в конце концов, всего лишь дети. — Он уселся в кресло, а ноги закинул на столешницу.
— Выходит, ты решил, что мы должны взять ее под защиту?
Окинув друзей взглядом — те расселись в креслах и на диване, — Эштон кивнул:
— Да, я так решил. У меня есть сестры, и мне становится жутко при мысли о том, что могло с ней случиться. Я тогда даже не прислушался к ее словам, а ведь считаю себя разумным и порядочным человеком. Когда в голове у меня прояснилось, я осознал, что не только слова Пенелопы указывали на ее невинность и ее происхождение. Я просто не хотел замечать очевидное. И теперь мне надо выяснить, кто приказал ее похитить.
— А я хочу знать, зачем тебе это, — проворчал Брант. — Ведь у нее нет ничего, кроме десяти маленьких мальчиков — побочных детей ее сородичей — и дома в не очень-то приличном районе. Так какая же причина?.. Неужели неудовлетворенная похоть?
— Давай на время забудем про похоть, — проговорил Эштон. — Похоже, что Хаттон-Муры действительно прячут ее на чердаке — словно сумасшедшую тетушку. Но почему они так с ней обращаются? Разве не ее мать помогла им выбиться в приличное общество? Разве не благодаря ее матери их приняли в обществе?
Корнелл внезапно выпрямился.
— Да, верно. Там был ее дом. И были ее деньги, ее доброе имя. Так почему же не ее дочь, не мисс Уэрлок, унаследовала все богатство своей матери?
— Возможно, ее матери просто не хватило ума уберечь свое состояние от жадных лап барона, — пробормотал Эштон, пожав плечами. — А может, смерть ее отца была внезапной и он не оставил завещания… Хотя нет, разумеется, завещание есть. Как только у человека появляется титул, все его родственники — и близкие, и дальние — начинают донимать его, требуя составить завещание. Я думаю, к Хаттон-Мурам стоит присмотреться повнимательнее.
— И к покойному маркизу Солтервуду — тоже. Возможно, он разбрасывался своими деньгами так же беспечно, как и своим семенем.
— Вам ни к чему это знать, — заявил виконт. — И вообще вся эта история не имеет ни к одному из вас никакого отношения. Я едва не обесчестил ее, вы же не сделали ей ничего дурного.
— Эта женщина заботится о десятерых бастардах только потому, что в них течет ее кровь, — пробормотал Брант. — Как я могу называть себя джентльменом, если не протяну ей руку помощи, когда она в ней нуждается?
Все выпили за Пенелопу и за ее доброе сердце, в котором нашлось место для тех, от кого отказались родные матери. Потом они принялись обсуждать, какую именно информацию им следует искать. Эштон не мог избавиться от мысли, что к похищению Пенелопы напрямую причастны его невеста и ее брат. Словно кто-то нашептывал ему в ухо зловещие слова. Давно пора ему самому заняться Хаттон-Мурами, вместо того чтобы перепоручать это другим.
Глава 6
Пронзительный визг словно вонзился Эштону в мозг, лишив его удовольствия насладиться сладкой утренней полудремой. Он застонал и накрыл голову подушкой. Но разве подушка могла отгородить его от шума, создаваемого целой армией возбужденных женщин, и от грохота, производимого множеством коробок, саквояжей и сундуков? Эштон выругался сквозь зубы. К нему приехали родственники, и приходилось с этим мириться.
— Вы еще спите, милорд?
А вот и его слуга…
Осторожно выглянув из-под подушки, Эштон обнаружил, что Коттон стоит прямо над ним. К счастью, Коттон принес ему лекарство от похмелья — неизбежного следствия ночных возлияний с друзьями. Виконта ужасно мутило, но все же он заставил себя приподняться и протянул руку за кружкой. Выпив одним махом целебное зелье, он со стоном повалился на кровать. Теперь следовало дождаться, когда желудок перестанет бунтовать и утихнет сердцебиение.
— Милорд, прибыли ваши родственники! — объявил Коттон.
— Да, уже слышал, — пробурчал Эштон.
Он медленно поднялся с кровати, горько сожалея о том, что пил всю ночь.
Конечно, он мог бы и не пить, мог бы сообразить, что его родственники поспешат приехать к нему сразу по получении письма. И разумеется, он знал, что мать будет возмущена аферой Хаттон-Муров, пусть даже она и надеялась на столь необходимые им всем деньги, то есть на приданое леди Клариссы. «Трудно будет отвечать на вопросы матери, не усугубляя ее тревогу», — со вздохом подумал Эштон. А мысленно помолился о том, чтобы голова его обрела ясность, необходимую для того, чтобы успокоить мать, не побуждая ее задавать неудобные вопросы.
— Я готов, Коттон. Давай попытаемся придать мне… надлежащий вид. — Виконт взглянул на часы на каминной полке и добавил: — Впрочем, до ленча еще осталось немного времени…
Лишь усевшись за стол, Эштон наконец почувствовал, что готов к встрече с родственниками. Впрочем, он не был вполне уверен, что чувствует себя достаточно бодрым для предстоящего испытания. Все, кроме его брата Александра, приехали в Лондон. И Эштон подозревал, что и Александр не заставит себя долго ждать. Эштон усадил мать по правую руку от себя, а Лукас, самый младший его брат, усадил самую старшую из тетушек по левую от него руку. Все прочие члены семейства расселись там, где захотели. В какой-то момент Эштон вдруг заметил, что все пристально смотрят на него. Однако никто не произнес ни слова.
— Я привезла изумруды Радмуров, — сказала мать, как только слуга вышел из столовой.
— Не стоило с этим торопиться, мама, — сказал Эштон.
Ее тяжелый вздох был для него как болезненный удар.
Семейная традиция требовала, чтобы он отдал Клариссе кольцо, когда она приняла его предложение. За кольцом должен был последовать браслет с выгравированной на нем датой свадьбы. Серьги и колье следовало подарить невесте в день свадьбы. Эштону ужасно не хотелось отдавать Клариссе фамильные драгоценности — ведь она обманом заставила его сделать ей предложение. Впрочем, он все равно собирался на ней жениться, хотя и не доверял этой женщине. Но в тот момент, когда он узнал, как леди Кларисса обращалась со своей сводной сестрой, тревожные сомнения в правильности намерения жениться на ней переросли в решимость любым способом выбраться из ловушки, в которую заманили его Хаттон-Муры. Единственное, что не позволяло ему прямо сейчас расторгнуть помолвку, — это векселя, которые держал у себя Чарлз. Собравшись с духом, виконт проговорил: