Николь Джордан - Повенчаные страстью
Он наблюдал, как на лице Кэтлин выражение печали сменилось выражением отчаяния.
— В моей работе не было ничего противозаконного.
— Но ведь… ты до сих пор не в ладах с законом. Джейк рассмеялся — негромко и невесело.
— Я знал, что ты это скажешь.
Он убивал людей, которые выслеживали его, надеясь получить вознаграждение за поимку преступника. Однако ему случалось убивать не только преследователей, но и невинных людей, попадающихся на пути. Лицо одного юноши до сих пор преследовало его — бледное, совсем детское… Джейк знал, что чувство вины будет преследовать его до конца дней.
Он не мог рассказать Кэт всей правды и — увидеть ужас в ее глазах.
Он вновь усмехнулся: ему не хотелось оправдываться, но все же…
— Да, Кэт, я зарабатывал себе на жизнь меткой стрельбой. Пока за мою голову была назначена награда, у меня не оставалось выбора.
— Я слышала… что ты убил больше десяти человек. Это правда?
— Пожалуй, счет верен.
Это дерзкое признание заставило Кэтлин похолодеть. Она надеялась, что слухи окажутся преувеличенными.
— Ты бы удивилась, узнав, сколько жадных ублюдков есть на свете, — бесстрастно добавил он. — Моей главной задачей было остаться в живых.
— Должно быть, тебе приходилось… нелегко.
— Жить в постоянном страхе? Да. Эти четыре года закалили меня. Я научился никому не доверять.
Кэтлин уловила в его голосе скрытую боль, на которую отозвалось ее сердце. Какую бы жизнь он ни вел в недавнем прошлом, она не хотела судить его.
— И ты до сих пор в бегах? — тихо спросила она. — Из-за ограбления банка в Нью-Мексико, при котором был убит служащий… — она не договорила, предоставляя возможность сделать это самому Джейку, если он пожелает.
Только гордость и ничто иное вынудила Джейка стиснуть челюсти. Его дурная слава не была преувеличением, но, несмотря на то что хвастаться тут было нечем, он был слишком горд, чтобы оправдываться перед Кэт или признаваться во всех преступлениях, совершенных им из желания остаться в живых. Более того, некоторым его поступкам не было оправдания. Он не раз совершал необдуманные поступки, о которых потом подолгу жалел. После обвинения в убийстве Нила, когда он лишился всего и всех, кого любил, ему стало на все наплевать. За годы, пока за ним охотились, как за дичью, его душа загрубела, ожесточилась, он разучился прощать, стал мстительным, уподобился беспощадному дикарю. Но на самом деле молчать его вынуждала упрямая убежденность, которую он не мог преодолеть, несмотря на раздражение: Кэт должна была поверить в его невиновность без объяснений.
— Должно быть, кое-где до сих пор сохранились объявления о награде за мою голову, — наконец произнес он, не желая больше говорить об этом.
Кэтлин прикусила губу, не зная, что сказать. Опустошенность в глазах Джейка терзала ей душу. Его уязвимость свидетельствовала о незаживающих ранах. Внезапно она ощутила желание обнять его… но решила не искушать себя.
Джейк пожал плечами, не желая продолжать разговор на эту тему.
— А ты? — негромко спросил он. — Что ты делала все эти годы?
— Жила в Сент-Луисе.
— И что это была за жизнь?
— Тихое и мирное существование. Я учительница в закрытом женском заведении, а точнее — в пансионе.
— Звучит солидно.
— На самом деле ничего солидного в этой работе нет. Я учу своих подопечных чтению, дикции, хорошим манерам… — Она осеклась, заметив мимолетную улыбку на губах Джейка. Несмотря на лучшие намерения, Кэтлин рассердилась: — Нечего смеяться надо мной, Джейк Маккорд. О хороших манерах мне известно гораздо больше, чем ты когда-нибудь узнаешь, и я вполне способна научить правилам этикета девочек-подростков.
— В этом я не сомневаюсь, кошка, — усмехнулся он. — Ну-ну, не злись. Я только вспомнил, что ты терпеть не могла тех, кто чересчур важничает.
— Между теми, кто «важничает», и теми, кто придерживается общепринятых правил вежливости, есть огромная разница. Но насколько мне помнится, ты никогда не уделял ни малейшего внимания правилам поведения.
— И, боюсь, мне по-прежнему нет до них дела. Он намеренно дразнит ее, подумала Кэтлин, видя, как смешливые искры пляшут в изумрудных глазах Джейка. Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Она не позволит Джейку вывести ее из себя.
— Эта школа принадлежит моей лучшей подруге, — добавила она. — Хэзер Эщфорд — директриса, но она часто спрашивает моего совета в делах.
— Ты говорила, у тебя есть сын, — перебил Джейк, поняв, что не сумеет раздразнить ее. Повернувшись на стуле, он придвинулся к Кэтлин и взглянул ей прямо в глаза. — Расскажи о нем.
Кэтлин нахмурилась.
— Что ты хочешь узнать?
— Как его зовут?
— Райан. Это ирландское имя — моя мать была ирландкой. Райан — миловидный мальчик: он унаследовал мои черные волосы и… глаза своего отца.
Услышав нотку грусти в ее голосе, Джейк насторожился. Должно быть, Кэтлин крепко любит сына. Неужели «она любила и своего мужа?
— Сколько лет… твоему сыну?
Она помедлила минуту, и ее глаза затуманились.
— Скоро будет три. — Кэтлин видела, как Джейк мысленно занялся подсчетами.
— Ты не теряла времени, подыскивая мне замену, — наконец проговорил он.
— Ты же исчез. Уехал, не сказав ни слова.
— Но теперь я вернулся.
— Это ничего не значит.
«Еще как значит, Кэт», — мысленно возразил он, но промолчал.
— Твой муж… ты любила его? — Этот вопрос, казалось, опалил ему горло.
— Да.
Джейк мысленно выругался. Глаза Кэтлин засияли нежностью, как бывало раньше, когда он, Джейк, ласкал ее. Он ощутил нестерпимое желание что-нибудь разбить, прогнать задумчивую нежность с ее лица, заставить Кэтлин забыть ублюдка, который делил с ней постель, владел ее телом и душой. Человека, который стал отцом ее ребенка.
Он перевел взгляд на левую руку Кэтлин. Она носила обручальное кольцо — тонкий простой ободок из золота, совсем как тот, что сам Джейк собирался подарить ей. На этом пальце должно было блестеть его кольцо. Сыном Кэтлин должен был стать его сын. Это ему, Джейку, полагалось завладеть ее сердцем и делить с ней постель.
Злобная, обжигающая ревность, пронзившая его, была невыносима. Нетрудно представить, как Кэтлин предавалась любви с мужем — или с другими мужчинами. Кэтлин из тех женщин, которым не составляет труда привлечь мужское внимание. Благодаря своему внутреннему огню она вызывала у любого мужчины желание отведать ее на вкус.
— Он был единственным? — процедил Джейк сквозь стиснутые зубы.
— Что значит «единственным»?
— Единственным мужчиной, которого ты пустила к себе в постель? Или были и другие?
Поморщившись от беспощадного вопроса, рвущего ей сердце, Кэтлин напряглась.
— Это не твое дело, но у меня не было мужчин, кроме тебя и мужа. А ты можешь сказать то же самое о себе, Джейк? Сколько женщин было у тебя?
Он смотрел на нее, не желая отвечать. Он уже давно потерял счет женщинам, с которыми делил постель. Слишком уж много мимолетных связей он пережил в городишках, названий которых не помнил. Женщины помогали забыться, но ненадолго. Влечение к ним слабело, стоило сравнить их с черноволосой вспыльчивой девчонкой, с которой он расстался. Джейк понимал, что никогда не сумеет забыть Кэтлин. И это было чертовски досадно.
— Ни с одной из них мне не было так хорошо, как с тобой, — наконец произнес он.
Зеленые глаза встретились с синими на головокружительный миг воспоминаний о прошлом. Джейк мог с уверенностью утверждать, что и Кэтлин вспоминает: отсвет былого появился в ее глазах вместе с глубокой печалью. Ему хотелось прогнать печаль, стереть с ее лица разочарование и отчаяние.
— А ты помнишь, Кэт? — не удержался он от вопроса. — Помнишь, как мы в первый раз любили друг друга?
Она приоткрыла губы, но не издала ни звука.
Джейк вглядывался в эти нежные пухлые губы, вспоминая, как впервые поцеловал их и этот поцелуй пронзил его тело и душу. Ему вспомнилось, как он впервые овладел ею, как она прильнула к нему в безоглядном желании, как стонала и всхлипывала, словно ошеломленная безудержными чувствами и красотой их соединения. Оно и вправду было прекрасным. И томительным.
— Не надо, Джейк, — умоляюще прошептала она, глядя на него глазами раненого животного.
Но он ничего не мог с собой поделать. Глубоко внутри он чувствовал боль желания, от которого изнывал четыре долгих года. Он окинул взглядом роскошные волны ее волос, любуясь их блеском в свете лампы — казалось, лучи зажигают среди смоляных прядей темно-синие искры. Острый и сладкий запах будоражил его. Джейк чувствовал, как опасно напрягся низ его живота.
Он оглядел ее гибкую, изящную фигуру, задержавшись на груди. Воспоминания об этой нежной груди были для него пыткой. Полная, с дерзкими сосками, она была создана для мужской руки. Все, о чем он только мог мечтать, — прикоснуться губами к ее розовым бутоном, и от одной этой мысли его плоть налилась силой.
