От выстрела до выстрела (СИ) - Юлия Олеговна Чеснокова
* * *
На третий день, к похоронам, вернулась та же самая чудесная погода. Два дня шёл промозглый дождь, но вот — выглянуло солнце. В Александро-Невской лавре собралось на отпевание немало людей. Отцу отправили весть о произошедшем, но он всё равно не успел бы приехать из Орловщины. Мать тоже уже два года жила в Лозанне, поправляла здоровье. Говорили, что под этим предлогом просто не хотела жить с мужем. Или муж не хотел с ней жить и попросил отправиться в чудесное путешествие на европейские курорты.
Из семьи было лишь два брата — Пётр и Александр, молодые студенты Санкт-Петербургского университета двадцати и девятнадцати лет, старший учился на агронома, младший — на историко-филологическом, и сам ещё не знал, кем хочет стать. На них мало кто обращал внимание. Михаила пришёл провожать Преображенский полк. Не весь, конечно, но многие. Офицеры в красивых мундирах, с выправкой, они держались своим кругом. Пётр мельком посмотрел на них, будто смущаясь многочисленного присутствия военных, бравых и сильных, отважных любимцев женщин. Но глаза сами собой вернулись к фигуре в чёрном, чьё лицо пряталось под полами шляпы, дополненной полупрозрачной сеткой вуали. Голова была беспрерывно наклонена вперёд, чтобы скрывать слёзы. Невеста брата. Ещё бы пара недель, и она могла стать вдовой, а не просто горюющей невестой. Но до этого не дошло. Ольга Нейдгард так и не вышла замуж, и сейчас, не представляя своего будущего без возлюбленного, опиралась на руку брата, беззвучно плача над закапываемой вязкой после дождей землёй сырой могилой.
Пётр до этого видел её только в светлых платьях. Какого именно цвета — не помнил, может, голубоватых, может, розоватых или зеленоватых. Он не придавал этому значения. Смотрел на лицо, руки, волосы, слушал её смех — и всё это незаметно, с расстояния. Слушал, как Михаил называет её «Оля» и вздрагивал, что можно вот так запросто, нежно, как к близкому другу к ней обратиться. «Оля»! О — ля. Было в этом коротком, милейшем имени что-то французское. Что-то волшебное, как звук взмаха дирижёрской палочки, приводящей в движение весь оркестр чувств молодого человека.
Но сегодня её лица никак увидеть не получалось. Широкополая шляпа лишала малейшего шанса. Петру было стыдно, что на похоронах Миши он пытается разглядеть его невесту, но он ничего не мог с собой поделать. Ему хотелось поддержать её, утешить, но как? Да и прилично ли будет выглядеть? Он уже дважды подходил к её брату, Дмитрию, обсуждал с ним, как же всё так вышло, но с ней заговорить не решился — она стояла чуть в отдалении, и подойти специально казалось нарушением всех нравственных начал. Пётр любил покойного брата, насколько позволяло любить его отсутствие душевной близости; он желал Михаилу счастья, искренне и глубоко, и никогда бы не подумал, что случится эта трагедия, внёсшая смятение и бурю в серые будни студента.
Когда все церемонии были завершены, люди потянулись с кладбища прочь. Пётр посмотрел на Александра, чей взгляд замер на могиле. Должно быть, он думал сейчас о быстротечности бытия или загробной жизни. Саша любил поразмышлять и потеоретизировать о недоказуемом, вечном, прекрасном.
— Извини, я сейчас, — сказал ему брат и двинулся на перехват уходящих Нейдгардов. Если бы не истекало время, в которое можно подойти и поговорить, он бы так и не решился, но пришлось заставить себя. Пан или пропал. Сейчас или никогда. — Ольга Борисовна!
Она остановилась. Наконец, выпрямила шею и подняла лицо. Пола шляпы, как театральный занавес, открыла его. Её светлые, покрасневшие глаза, мягкий контур черт, вьющиеся русые локоны, выглядывающие из-под шляпы.
— Примите мои искренние соболезнования, Ольга Борисовна.
Миг растерянности. Кивок. И тихий, но твёрдый голос:
— И вы примите мои, Пётр Аркадьевич.
Отойти бы с дороги и дать им уйти, но как же сложно это сделать! Он перевёл внимание на Дмитрия, чтобы не выглядеть непочтительным:
— Я думаю вызвать на дуэль Шаховского.
Дмитрий от удивления подался корпусом назад. Разве что руку к сердцу не приложил.
— Господи! Пётр, это ужасная идея.
— Я должен.
— Пожалейте родителей! Он ведь и вас убьёт!
— Не обязательно…
— Я там был, и я заверяю вас, что шансов никаких. А вы как стреляете?
Пётр понимал, что вопрос не содержит насмешки — откуда студенту, а не военному, вообще уметь стрелять? — только дружескую заботу. Да и мало кто знал, что у него врождённый ревматизм правой руки, от того и почерк ужасен, и мало что он крепко может в ней держать. Но он также знал, что на него смотрит Ольга, любившая, а, точнее, всё ещё любящая Мишу (разве смерть вмиг перечёркивает чувства?), офицера, что был способен на такого рода поступки. И если он не последует примеру брата, то ничего не будет стоить в её глазах.
— Я подготовлюсь, научусь стрелять…
— Пётр, — Дмитрий осторожно взял его под локоть и отвёл чуть в сторону, — Миша хотел, чтобы вы позаботились обо всех после его смерти. Прошу вас, не лишайте нас ещё одного хорошего человека.
— Я бы предпочёл избавиться от плохого, вы сами сказали, что Миша был прав, а князь Шаховской — зазнавшийся болван!
— Тише, если вы скажете это ещё громче, то до него дойдут слухи и он сам вас вызовет.
— Я этого не боюсь!
— Пётр, Миша хотел, чтобы вы присматривали и за Олей, — Дмитрий глазами повёл к сестре, — он так переживал о том, что с ней будет!
— За Ольгой Борисовной? — дыхание на секунду спёрло. Он повернулся к ней. Она, оказалось, тоже смотрела на них, и восприняла это как сигнал окончания беседы. Подошла.
— Надеюсь, что Дима отговорил вас от этого опрометчивого поступка, Пётр Аркадьевич?
— Вы тоже не хотите, чтобы я… отомстил за брата?
— Нет. Пётр Аркадьевич, я совсем не хочу, чтобы и вы подвергли себя этому риску.
В прошлом году, когда он приехал в Санкт-Петербург и Михаил представил ему свою избранницу, она, посчитав его ещё ребёнком, назвала «Петя», но, поинтересовавшись, сколько ему лет и узнав, что он получил аттестат зрелости, смеясь, исправилась на «Пётр Аркадьевич» и, хотя он был младше неё на три года, с тех пор так и обращалась. И тем не менее, всегда в этом её «Пётр Аркадьевич» слышался подтекст: «Но это я не всерьёз, ведь ты — ещё мальчик».
— Слышал, Пётр? — Дмитрий похлопал его по плечу, в этот
