Любимая для Монстра - Мелиса Ригер
Но сейчас я не могла отвести от неё взгляда. Передо мной стояла именно ЖИВАЯ Агата — та самая, которую я когда-то видела истекающей кровью на каменном полу, когда она до последнего вздоха защищала меня. Её смерть была жестокой и бесчеловечной, и образ её окровавленного тела не покидал моё сознание. Как это возможно? Как она вновь стоит передо мной, заботится обо мне, словно ничего не произошло?
Агата заметила мой затуманенный взгляд и улыбнулась.
— Леди Розалия, вы сегодня особенно прекрасны. Взгляните на своё свадебное платье! Оно — воплощение элегантности и грации.
Я обвела взглядом свою комнату, чувствуя, как в груди затрепетали непонятные эмоции. Всё вокруг было знакомым: резная деревянная мебель с искусной резьбой, широкая кровать с балдахином, массивный шкаф с несколькими, но изысканными платьями.
Агата прервала мои мысли, помогая мне умыться, аккуратно обтирая мое лицо влажной тканью. Затем она принесла поднос с завтраком — простым, но сытным. Я заставила себя съесть хоть немного, чувствуя, как возвращаются силы.
Отец, герцог Вальмон, не считал меня важной частью семьи. Я была лишь дочерью, рожденной от матери, которую он потерял в день моего рождения, от женщины которую он никогда не любил. Отец вскоре нашёл утешение в другой, женившись на знатной даме по имени Констансия, которая подарила ему двух сыновей — истинных наследников. Мои братья, гордость семьи, всегда окруженные прислугой, словно были драгоценными камнями, в то время как я оставалась в тени. Агата была моей единственной служанкой, но её преданности и заботы хватило, чтобы согреть моё сердце. Она была для меня больше, чем просто прислуга. Она была моей семьей, единственной семьей.
Женщина снова принялась хлопотать вокруг меня, помогая надеть нижний корсет и аккуратно затягивая его на моей талии. Я закрыла глаза, чувствуя, как он плотно охватывает моё тело. Это ощущение возвращало меня к реальности — так, как ничто другое. Меч в моей груди — он был таким настоящим. Я всё ещё могла ощущать это ужасающее чувство боли и холода, что проникли в каждую клеточку моего тела в тот миг, когда лезвие прошло сквозь моё сердце. Но сейчас, стоя здесь, живая, я чувствовала, как вся эта история становится далекой тенью.
— Ваше платье… оно словно создано богами, — произнесла она вновь с восхищением, расправляя белоснежные складки. — Какой же прекрасной невестой вы будете!
Свадебное платье действительно было великолепным: тяжёлый шелк с изысканной вышивкой золотыми нитями, украшенное тонким кружевом, скользившим по рукавам и подолу. В нём я выглядела бы так, как подобает дочери герцога, и чувствовала на себе вес ответственности. И это платье было мне прекрасно знакомо…
Агата все помогала в подготовке, заботливо укладывая мои светло-русые длинные волосы. Она заплела их в аккуратную косу, которая мягко обрамляла моё лицо, а затем уложила её, закрепляя на затылке и добавляя крошечные жемчужные заколки — последние штрихи, подчёркивающие мою невинность и элегантность.
Я подошла к зеркалу, глядя на своё отражение. Девушка, что смотрела на меня оттуда, казалась совсем другой. Это была я… но не та, которую я запомнила перед своей смертью. Эта Розалия была более юной, полной жизни и надежд что замужество спасет её от этой реальности, вот только теперь эти глаза изменились…Её большие светло-карие глаза словно уже не светились больше наивностью и ожиданием.
Пока Агата мазала меня ароматами роз и ландыша, я пыталась сложить все произошедшие события в единое целое. Смерть… возвращение к жизни… свадьба. Всё, что казалось реальностью, теперь было непостижимым.
Дверь вдруг распахнулась. В проеме показался мой отец — высокий, с гордым и строгим лицом. Его взгляд был пуст, как всегда, когда он смотрел на меня, будто я была просто ещё одной деталью в его замысловатой игре. Он шагнул в комнату, не потрудившись даже поздороваться.
— Дочь, ты наконец сможешь выполнить свой долг перед семьей и оплатить за то добро, что я тебе дал, — произнес он без какого-либо выражения, как будто это было само собой разумеющимся.
Сердце сжалось, и горло стало сухим. Он говорил так, будто не касался моей жизни, моих чувств. Всё, что я для него значила, — это инструмент, средство для достижения его целей. Я уже знала, что от меня требовалось, и, хотя я не могла отказаться от этого “добра”, мне хотелось кричать, рвать на себе волосы, убежать куда глаза глядят, но я была связана тем, что мне оставалось — долгом перед этим домом, семьей, если вообще можно так сказать. Ведь я не испытывала любви не к одному из членов так называемой семьи, и уверена, они ко мне тоже…
— Да, отец, — с трудом выдавила я, натянуто улыбаясь.
Его лицо оставалось бесстрастным. Он продолжал:
— Этот брак важен для укрепления нашего статуса. Ты станешь не просто женой, но и частью силы, которая обеспечит нам еще более сильное будущее. Я мог бы породниться с наследным принцем, но, увы, мне не повезло. Так что хотя бы так я могу использовать тебя, свою дочь, с максимальной пользой, на которую ты вообще способна.
Его слова отзывались эхом в моей голове. Я чувствовала, как что-то холодное и жестокое расползается внутри меня, когда я слушала его. Я была лишь пешкой на его шахматной доске, но даже будучи пешкой я была недостаточно хороша для него. Лишь неудачей, которая так и не стала тем, чем он надеялся. И в эти мгновения я вновь почувствовала, насколько я была чужой и ненужной для них.
Я улыбнулась ему в ответ, но эта улыбка была полна горечи. Я была лишней. И никогда не могла быть чем-то иным. Я не была ни важной, ни любимой, я была просто дочерью, которую можно было использовать, как что-то не столь ценное.
В этот момент в комнату вошла Констансия. Она с фальшивой улыбкой подбежала ко мне и крепко обняла.
— Дорогая, — прошептала она, — как я счастлива за тебя. Этот брак принесет тебе много хорошего. Ты заслуживаешь только лучшего.
Все они прекрасно знали слухи вокруг персоны Эдмунда Дюран. И как я позднее выяснила, эти слухи — лишь жалкие шепоты, едва касающиеся его истинной природы. На самом деле, то, что ходило среди народа, не передавало и десятой доли его жестокой натуры.
Это был не просто
