Дражайший плут - Элизабет Хойт
— Вы смеетесь над смертью, миледи?
От этого кислого тона даже легкокрылый эльф почувствовал бы себя так, будто у него на ногах кандалы, однако за последние полгода Феба привыкла к мрачному голосу капитана Тревельона и научилась игнорировать и голос, и самого капитана… то есть более или менее игнорировать.
— Я смеюсь, потому что последний раз скакала верхом много лет назад, — ответила Феба с легчайшим оттенком укоризны. Она всего лишь человеческое существо, если на то пошло. — И не позволю вам внушить мне чувство ложной вины и испортить впечатление: в конце концов, его убили вы, а не я.
Тревельон фыркнул, а конь тем временем обогнул угол и им с капитаном пришлось наклониться в едином порыве. Она чувствовала спиной, какая широкая и сильная у него грудь, а ремни с пистолетами служили напоминанием, что он не остановится ни перед чем, если понадобится. Феба услышала возмущенный крик — лошадь неслась, не разбирая дороги — и едва не рассмеялась. Да, вообще-то капитан действовал на нее раздражающе, зато не было сомнений: в обиду ее не даст, — хоть она ему не очень-то и нравится.
— Он хотел причинить вам вред, миледи, — ответил Тревельон сухим, как пыль, тоном, и его рука сильнее сжала ее талию, потому что в этот момент коню пришлось перепрыгивать через какое-то препятствие.
Ах, это мгновенное ощущение пустоты в животе, словно она вдруг сделалась невесомой, глухой стук копыт, снова коснувшихся земли, и движение мощных мускулов лошадиной спины! Феба не преувеличила, когда сказала капитану, что не наслаждалась скачкой долгие годы. Она не была слепа с рождения. Пока ей не исполнилось двенадцать, все было в порядке — она даже очков не носила! Сейчас она уже не помнила, когда это началось: просто однажды все стало расплываться перед глазами, а яркий свет начал причинять резкую боль. Тогда казалось, не из-за чего тревожиться, зато теперь, в возрасте двадцати одного года, она совершенно ничего не видела почти два года. То есть могла различить смутный силуэт против очень яркого света, однако в серый пасмурный день, как сегодня, ничего: ни птицы в небе, ни отдельного лепестка в цветке розы, ни ногтей на собственной руке — хоть тычь ею прямо в лицо. Ничего этого она больше не видела, лишившись заодно многих простых удовольствий жизни, — например, удовольствия от верховой езды.
Она держалась за жесткую гриву коня, наслаждаясь уверенными действиями капитана Тревельона. Его непринужденное мастерство обращения с лошадьми ее нисколько не удивляло: ведь он был драгуном, конным воином, и часто сопровождал свою подопечную в ее походах ни свет ни заря в конюшни Уэйкфилда.
Вокруг них гремела обычная, никогда не стихавшая какофония Лондона: стук колес карет и телег, топот тысяч ног, журчание голосов, набиравших громкость в песне или споре. Кто-то покупал или продавал, а кто-то воровал, торговцы расхваливали товар, вопили малые дети, звонко цокали копыта проносившихся мимо лошадей, колокола церквей отбивали часы, получасы, а иногда даже четверти часа.
Они продвигались вперед, и отовсюду раздавались раздраженные крики. Галоп — не слишком подходящий способ передвижения для Лондона, а судя по тому, как ходили под ними мускулы лошадиной спины и внезапно менялись направления, Тревельону то и дело приходилось уворачиваться от транспорта и прочих уличных препятствий.
Повернув голову, она вдохнула поглубже. От капитана ничем не пахло: разве что порой ей случалось уловить запах кофе или слабый лошадиный дух, но ничего больше.
Это было досадно.
— Где мы сейчас?
Должно быть, ее губы оказались в неприличной близости от его щеки, однако видеть его она решительно никак не могла. Она знала, что он хромает на правую ногу, что ее макушка достает ему до подбородка, что у него твердые мозоли между средним и безымянным пальцами левой руки, но вот как выглядит капитан, Феба и понятия не имела.
— Разве не поняли еще, чем пахнет, миледи?
Она слегка повела головой, принюхиваясь, и сразу же наморщила носик, ощутив вонь рыбы, сточной канавы и гнили.
— Темза? А почему вы выбрали эту дорогу?
— Хочу убедиться, что они нас не преследуют, миледи, — ответил он невозмутимо.
Иногда Феба задавалась вопросом: как отреагировал бы капитан Тревельон, если бы она залепила ему пощечину? Или, к примеру, вздумала поцеловать? Куда бы подевалась его выдержка, которая просто сводила ее с ума?
Не то чтобы она и правда хотела поцеловать этого типа. Вот ужас-то! Наверное, у него губы холодные, как у скумбрии.
— Неужели они побежали бы за нами так далеко? — засомневалась Феба.
Теперь, когда у нее было время подумать, все случившееся показалось ей совершенно невероятным: на них напали не где-нибудь, а на Бонд-стрит! Запоздало вспомнила она и о кружеве и опечалилась утратой замечательной покупки.
— Не знаю, миледи, — ответил капитан Тревельон, умудрившись казаться одновременно и снисходительным, и безразличным. — Вот почему я выбрал столь неожиданный маршрут.
Она крепче ухватилась за гриву лошади.
— Хорошо. А как они выглядели — те, которые на меня напали?
— Ничего необычного: разбойники, грабители, бандиты…
— Наверное, вот и объяснение, — не вполне уверенно предположила девушка. — То есть им все равно, кого грабить, не обязательно именно меня.
— На Бонд-стрит? Среди бела дня? — Его голос был лишен какой-либо интонации, но все-таки она услышала сомнение.
Феба с досадой вздохнула. Лошадь успела перейти с галопа на спокойный ход, и она погладила шею животного. Пальцы ощутили гладкость и маслянистый налет на шерстке, послышалось довольное фырканье.
— Я все равно не могу понять, чего они хотели.
— Похищение ради выкупа, ограбление — зачем долго думать, миледи? В конце концов, вы сестра одного из самых богатых и могущественных пэров Англии.
Феба наморщила носик.
— Капитан Тревельон, вам кто-нибудь говорил, что вы излишне прямолинейны?
— Только вы, миледи. — Похоже, он повернул голову: она почувствовала его дыхание, слегка отдававшее кофе, на своем виске. — По самым разным поводам.
— Что же, позвольте пополнить этот список. Где мы сейчас?
— Приближаемся к Уэйкфилд-хаусу, миледи.
Услышав его слова Феба вдруг осознала весь ужас положения: Максимус! — и тут же принялась причитать.
— О-о! Вы знаете, мой брат сегодня ужасно занят! Нужно же заручиться поддержкой, чтобы принять тот новый акт…
— Сейчас парламент не заседает.
— Иногда на это уходят месяцы, — заметила она с серьезным видом. — Это очень важно!
