Древний Рим. Имена удовольствий - Регина Грез
– Боги, хоть какие-нибудь, спасите меня!
Последнее, что увидела, перед тем, как потерять сознание – ожившие вдруг глаза статуи богини Юноны с фото на обложке верхнего издания, а потом я словно уронила лицо в чьи-то теплые мягкие ладони и погрузилась в беспамятство.
Очнулась я от щебетания птиц над головой, а еще расслышала звук бегущей воды – рядом был природный источник. Открыла глаза и попыталась пошевелить ногами. Убедившись, что могу двигаться, села, опираясь на руки. Странное дело, мне казалось, что после аварии я должна была очнуться в больнице или просто на обочине в окружении сердобольных прохожих. А здесь не то лес, не то сад…
– Господин, у нас в саду незнакомая девушка!
Ко мне приближался парень в странной одежде. На вид ему было лет восемнадцать, то есть немного меньше, чем мне, – загорелый, крепкий, с шапкой темных вьющихся волос. А за парнем, опираясь на толстую палку, ковылял худощавый человек неопределенного возраста. Тоже в серой хламиде, но гораздо длиннее.
У него было болезненно-бледное лицо, короткие, пепельного цвета волосы и несколько отрешенный взгляд. Но особенно меня поразил выступающий прямой нос над тонкими губами. Какое-то время подошедшие граждане рассматривали меня, а потом старший в хламиде сухо спросил:
– Кто ты такая и что делаешь в моем саду?
– Я – Наталия Журавлева. А вы кто?
Мужчина усмехнулся, возводя к небу глаза:
– Кто я… Да почти никто. Тень от пролетающей в небе птицы, пересыхающий родник… дерево с обрубленными корнями.
– Вы, верно, поэт! – польстила я, а про себя успела подумать, что вижу одного из пациентов стационара, куда меня успели поместить.
Но почему мы на улице, а не в палате? Должно быть внятное объяснение.
После моего отзыва странный человек поглядывал на меня уже с нескрываемым любопытством:
– Да, я поэт. А разве еще заметно?
Я поднялась с травы, на которой до сих пор сидела и несколько театрально продекламировала:
– А можно вовсе не писать стихи,
Ни строчки, ни строфы, и быть поэтом,
Но выдаст неизменно взмах руки,
И будут говорить глаза об этом!
– Хорошие слова, – похвалил незнакомец, – кто их сказал?
– Простите, даже не помню.
И впрямь досадно, я знаю наизусть множество стихотворений, но некоторые без авторства. Лирика подождет, надо заняться вопросами поважнее.
– Скажите, пожалуйста, мы в больнице?
Возможно, меня привезли в больничный комплекс за городом. Вот вышла я погулять из палаты и опять упала в обморок на зеленую травку, почему же ничего не помню…
– Это моя усадьба и в лечебницу она еще не превратилась, – слабо улыбнулся мужчина, опираясь на свою клюку.
Я сообразила, что долго стоять ему было тяжело. Значит, все-таки он проходит здесь лечение, и мы в какой-то частной клинике. Невольно насторожилась.
– А где мои книги?
Вот был бы настоящий удар! Потерять в суматохе «Древний Рим» в 2-х томах, этой напасти мне только не хватало.
– Скажите, пожалуйста, их забрали с дороги? И еще моя маленькая сумочка, там кошелек и ключи от дома. Где все хранится? У вас?
– Здесь нет никаких книг, посмотри получше вокруг, Элиав… Мое личное собрание в доме, правда, половину пришлось продать. Проклятая бедность!
Я еще раз внимательно оглядела стоящих передо мной людей, потом обвела взглядом густую растительность сада, обратив внимание на небольшой источник, вытекающий из разбитого каменного кувшина. Страшная догадка заставила меня похолодеть, я тут же начала отчаянно щипать себя за руки, чувствуя при этом обычную боль.
– Я умерла, да? Там, на дороге, когда ударила машина, меня не успели спасти? Получается, я сейчас на небесах. А вы… вы тоже умерли или здесь живете всегда? Может, вы… – я даже вздрогнула от такого предположения, – может, вы Господь Бог?
Парень, которого назвали Элиавом, отшатнулся в сторону, взирая на меня с крайним недоумением, а потом бросил вопрошающий взгляд на старшего спутника. На лице же последнего появилась сдержанная улыбка, теперь темно-серые глаза смотрели весело.
– Богом меня еще никто не называл! Откуда же ты взялась, как смогла перелезть через ограду, она ведь очень высокая, хоть и грозит кое-где обвалиться. Ты здесь пряталась, тебя преследовали? Ответь прямо, ты – рабыня?
«Уф! Ничего себе! Уже в рабыни определяют. Может, это какой-то театр на природе или киносъемки…»
– Я понятия не имею, как оказалась здесь. Я свободный человек из города Тюмени. Со мной случилось несчастье и последнее, что помню – книги на асфальте. Если это не рай и вы не бог, то тогда – кто вы, и где именно находится ваша усадьба?
Мужчина церемонно поклонился, поморщившись, словно от боли. Я заметила, что правую ногу он держит чуть согнутой, почти на нее не опираясь.
– Меня зовут Клавдий Аврелий Скавр и когда-то я считался хорошим поэтом. Со мной тоже пару лет назад произошло несчастье, и с тех пор я уединенно влачу бремя жалкой жизни в единственном доме, что остался после выплаты всех долгов. От голода спасает лишь небольшая полугодовая рента, из рабов только Элиав да старый Мапроник. Мы едва сводим концы с концами, но я стоически терплю все невзгоды. Оставшиеся друзья добродушно называют меня Клодием.
– У вас древнеримское имя и одеты вы соответственно… странно, – пробормотала я.
– Я принадлежу к знатному, но обедневшему роду. Своими предками я, действительно, могу гордиться, жаль, что обо мне некому будет сказать то же самое. Вряд ли я уже обзаведусь семьей и продолжу свой род.
Клодий грустно улыбнулся и покачал головой, словно о чем-то сожалея. Мне захотелось утешить человека:
– У вас, видимо, нет детей, но вы же еще не стар, мужчина может произвести потомство и в восемьдесят лет. Полагаю, у вас все впереди.
– Ты ничего обо мне не знаешь, раз в Риме недавно.
– А-а-а, – только и могла протянуть я, чувствуя легкое раздражение, – как в Риме? Почему я вдруг в Риме?
– Да уж не знаю почему, – Клодий-Клавдий был немало удивлен моим вопросом, – наверно, сильно ударилась головой, раз ничего о себе не помнишь.
Подумав немного, добавил:
– Вряд ли ты приехала в Рим одна. Где твои родные, у тебя есть муж? Откуда ты, где твой дом?
Молча смотрела на него, не зная, что и подумать.
– Я из России, я – русская. Ну-у… Путин… матрешки… газопровод…
– Что это – Путин? Город? Где-то в Греции, должно
