Эшли Сноу - Опасные объятия
Девушка подошла к качалке, села напротив и обхватила колени миссис Эбернези.
– Вы же знаете, я никогда не отказывала папе в помощи. Он многому меня научил. Это было для него важно. Мы так долго были вдвоем. Он зависел от меня, знал, что я не подведу. Теперь его нет… У меня нет выбора.
– Но отец оставил тебе достаточно денег, пока ты не…
Аманда улыбнулась:
– Пока я не выйду замуж? Миссис Эбернези смутилась.
– Ну, это же – обычное дело для молодых девушек.
– Возможно, но у меня нет никакой перспективы в Сент-Луисе. К тому же, я не люблю этот город. Мне хочется жить и работать на новом месте. Уверена, что смогу помочь дяде в аптеке, да и он подскажет то, чего я не знаю. Дядя пишет, что край этот дикий, но интересный. Думаю, мне понравится.
Миссис Эбернези наклонилась и накрыла руку Аманды большой мягкой ладонью.
– О, моя дорогая. По-моему, ты не вполне представляешь все опасности, которые могут встретиться на пути. Ты будешь чувствовать себя ягненком, брошенным на съедение волкам.
Милое личико Аманды осветила улыбка.
– Не совсем так. В конце концов, я сама заботилась о себе и об отце после смерти матери. Справлюсь и с этим.
Спицы снова застучали после того, как миссис Эбернези оставила попытки переубедить Аманду. Девушка становилась упрямой, если какая-нибудь идея овладевала ею. Если бы это письмо застало отца, он, скорее всего, оставил все, как есть. Но сейчас уже ничто не могло удержать эту прелестную, чувствительную девушку от стремления отправиться в путь, полный опасностей.
Аманда в задумчивости принялась слегка раскачиваться в качалке. «Дикий, но захватывающий край». Это звучало так заманчиво, что она была готова отправиться туда прямо сейчас. Потеря отца отзывалась тупой болью в сердце, но в то же время появилась возможность уехать из Сент-Луиса. Убежать от пустых и одиноких лет, которые ожидали ее в этом унылом месте. Так или иначе, но дом продан, жить ей негде. Нужно ехать. Кроме того…
Аманда закусила губу и посмотрела в окно. Как она могла признаться своей почтенной подруге, что одной из причин отъезда было страстное желание найти человека, которому бы она стала очень нужна. В мечтах он был сильным, мужественным, даже рискованным, как все герои дешевых романов, которые так нравились девушке. Но в глубине души ее герой – безупречный идеалист, живущий ради других. Например, врач. Да, это было бы замечательно! Они будут вместе работать, неся исцеление и надежду благодарным людям. Ему не обязательно быть красивым в классическом понимании, но его открытое, честное лицо должно выражать решительность и доброту. Ее любимый будет высок, строен, широкоплеч, с гибкой талией и узкими бедрами, должен носить кожаные сапоги, плотно облегающие ногу. И еще ему не чуждо чувство прекрасного, будь то чудесная песня или дивный закат, от которого замирает сердце…
Томное тепло разлилось по телу, кровь прихлынула к лицу.
Аманда заставила себя встряхнуться и возвратиться к реальности. Она нащупала в кармане острые углы листков письма Джорджа Лэсситера. На дорогу средств достаточно. Есть деньги и на то, чтобы купить лекарства, заказанные дядей. В один прекрасный день он поможет ей устроиться и станет, возможно, выплачивать какое-нибудь жалование за работу в аптеке. Если же нет… Ну что ж, она постарается придумать еще что-либо. Жизнь с доктором Робертом Лэсситером научила Аманду быть изобретательной.
Правда, некоторое беспокойство вызывало одно обстоятельство: письмо, отосланное дяде Джорджу, пока оставалось без ответа. Возможно, это связано с неисправной работой почты? Ведь и дядино письмо много месяцев шло к ним.
Мерный стук качалки аккомпанировал позвякиванию спиц миссис Эбернези. Аманда улыбнулась себе: все уладится. Сейчас она была уверена в этом.
Глава 5
Он пел. Пел во всю силу своих легких. Его лошадь иноходью спускалась по узкой, грязной тропе так небрежно, будто всадник ехал по городскому парку. На нем была чудесная стетсонская шляпа, низко надвинутая на глаза, предохранявшая от немилосердно палящего солнца. Всадник сидел прямо, непринужденно держа поводья одной рукой. Часто на какой-нибудь высокой ноте он запрокидывал голову, выводя мелодию.
«…Скала веков, расступись передо мной.
Дай мне укрыться…»
Коул сразу узнал старый гимн.
– Да, ему, действительно, лучше укрыться, – шепнул Коул Флойду Бэрроу, ехавшему рядом.
Бэрроу смотрел поверх горы, но дорогу из виду не терял.
– Удивительно, он орет так, будто напрашивается, чтобы его схватили. Этого дурака следует ограбить.
– Интересно, почему Херонимо до сих пор не сделал этого, – пробормотал Флойд. – Он-то знает, что этот здесь.
– О да. Думаю, Херонимо оставил эту добычу для меня.
Флойд согласно кивнул. Затем съехал с горы, чтобы его не было видно с дороги, снял шляпу и вытер пот со лба цветным платком. Если бы так сказал кто-то другой, это прозвучало бы глупым хвастовством. Но Флойду, как никому другому из шайки Коула Картерета, было известно, что индейский дезертир Херонимо поддерживал странные дружеские отношения с его хозяином. Почему – Флойд не знал, а Коул помалкивал, однако в этом уже приходилось не раз убеждаться. Вот и сейчас. Действительно, индеец оставил одинокого безумца для Коула, иначе наездника давно бы сбили с этого «муравейника».
Коул еще раз посмотрел на всадника и спустился к Флойду. С минуту он размышлял, стоит ли грабить этого идиота: одежда всадника выглядела достаточно дорогой, а в кармане жилета, возможно, были золотые часы. Но у него был всего один, привязанный к седлу, тюк. Не было даже лишнего мешка для лошади.
– Все-таки лучше хоть что-то, чем ничего, – решил Коул. Он снял с шеи платок и обвязал им лицо. – Ладно, давайте начнем. Здесь даже потеть не придется.
Хлопковый платок плотно и жарко облегал густые усы и бороду, вызывая отвращение, но защищал от пыли, и был необходим для того, чтобы жертва не узнала Коула. Его портреты красовались повсюду в округе на объявлениях о поимке Детки Могильщика. Как он ненавидел это прозвище! У Коула, как у многих, был кольт сорок пятого калибра. Это число, служившее вечным напоминанием об убитых на дуэлях, стало причиной такого прозвища.
На самом деле его звали Коул Картерет. Чем плохое имя?
Камни заскрипели под ботинками грабителей, когда они стали пробираться к группке редких деревьев, у которых их ждали еще двое компаньонов. Коул легко вскочил в седло и вынул ружье с длинным стволом. Из-за холма с трудом можно было разобрать слова гимна:
«Не все грехи можно искупить.
Но Ты должен спасти, Ты один…»
– Подождем у обрыва, где дорога делает поворот, – сказал, повернувшись, Коул. Остальные согласно кивнули и поехали за ним.
