Анна Делайл - Если любишь
Хоутон с Табитой провели ночь в придорожной гостинице. Табита так устала, что сразу после ужина Хоутон отвела ее на второй этаж спать. Утром она с трудом проснулась и снова влезла в карету, но путешествие, к счастью, близилось к концу.
Карета въехала в распахнутые ворота, сделанные из массивных железных прутьев, и покатила по обсаженной с обеих сторон деревьями немыслимо длинной подъездной дорожке. Девочку охватило любопытство, вялость и усталость куда-то улетучились, и она прижалась носом к стеклу окна кареты. Она знала, что в этом месте раньше жил ее папа, еще до того, как нашел маму. Знала она и то, что в это место папа почему-то не хотел возвращаться.
Хотя Руперт Монтекью редко рассказывал о своей жизни в Роксли, из его рассказов Табита поняла, что счастлив он здесь не был и что мама здесь никому не нравилась. Ей вдруг захотелось снова оказаться в семействе преподобного Морвелла, чье скромное жилище мало чем отличалось от дома ее родителей. И было сейчас так странно осознавать, что туда она навряд ли вернется.
Карета плавно вписалась в изгиб дорожки. Перед широко распахнутыми глазами Табиты предстал величаво раскинувшийся особняк ее предков, и девочка тихонько ахнула от изумления. Она привыкла к симпатичным, но более чем скромным загородным домикам их маленького городка, и ей даже во сне не могло пригрезиться место, в котором она сейчас оказалась.
Поместье Роксли было выдержано в строгом классическом стиле, без единой детали в духе готики или барокко в отличие от многих домов того времени. Построенное из темно-красного камня, оно выделялось на фоне бледно-голубого зимнего неба и выглядело как-то зловеще. Массивный особняк стоял в парке, глаз радовали ухоженные газоны, привлекали внимание многочисленные дубы и вязы. Всего этого с лихвой хватило бы, чтобы вселить чувство трепетной очарованности в детскую душу, однако Табита ничего не замечала вокруг, лишь громадный дом притягивал ее к себе как магнит. Оправившись от первого потрясения, девочка решила, что поместье может кого угодно отпугнуть своим мрачным видом. Ничего удивительного, что папе не хотелось тут жить, ведь у него был замечательный, наполненный светом загородный домик, где стены увиты вьющимися розами и нежно пахнущими глициниями.
К горлу Табиты подступил комок, и она, боязливо покосившись на Хоутон, украдкой смахнула слезы. К счастью, служанка ничего не заметила, поскольку засовывала в этот момент рукоделие в дорожную сумку.
Карета наконец со скрипом остановилась. Дверца распахнулась, и возникший в проеме кучер, осторожно подхватив Табиту под мышки, осторожно поставил ее на ступеньки парадной лестницы. Не успела Табита опомниться, как Хоутон взяла ее за руку, и девочка в мгновение ока оказалась на пороге распахнутых дверей. Массивные створки придерживал внушительного вида господин. Табита посмотрела на него с благоговейным страхом. Ее поразил огромный рост джентльмена и роскошное платье, в которое тот был облачен. Золотые пуговицы на темно-синем пиджаке ярко сверкали, на бриджах и чулках не было ни единого пятнышка.
– Латтерсби, это юная мисс, дочка господина Руперта. Ее светлость уже спустились вниз?
– Да, – процедил надменным, заносчивым тоном высокий джентльмен. – Она в китайской гостиной, принимает графиню Хантли.
Слуга повел их по коридору, мимо множества комнат, и Табита наконец начала различать приглушенный шум голосов. Голоса смолкли как раз в тот момент, когда они с Хоутон добрались до последней распахнутой настежь двери, поэтому их тут же заметили.
Табита, подавленная окружавшим ее великолепием, даже не попыталась высвободить руку, которую крепко сжимала Хоутон. Служанка продолжала тащить ее за собой, и девочка изумленно озиралась, потому что убранство комнаты было намного великолепнее, чем убранство прихожей и коридора. Повсюду преобладали белый, голубой и золотой цвета, начиная от пышных бархатных занавесей, обрамлявших высокие окна, и кончая роскошным ковром на полу.
Одна из дам поднялась с кресла и направилась к ним.
– Это ты, Хоутон? Не ожидала тебя так скоро.
– Я тоже не думала, что доберусь за такое короткое время, госпожа. Но дороги не развезло, и мы этим утром выехали очень рано.
– Спасибо, Хоутон, – поблагодарила дама, дав служанке понять, что та свободна, и повернулась к Табите: – Подойди ко мне, дитя. Дай я на тебя посмотрю. – Тон у дамы был властный.
Табита услышала, как за спиной у нее закрылась дверь, и ее охватило тоскливое чувство, будто за дверью осталась вся ее прежняя жизнь. Девочка приблизилась к даме, облаченной в божественное платье бледно-лилового цвета, но не решалась поднять глаза и посмотреть ей в лицо. Вместо этого она внимательно рассматривала ее белые, довольно пухлые руки, пальцы были буквально унизаны сверкающими кольцами.
– Ты вылитая мать, – сказала леди с неодобрением в голосе. – И ничуть не похожа на неудачника Руперта. – Помолчав, дама холодно продолжила: – Дитя мое, я твоя тетя Монтекью, и теперь ты будешь жить в нашей семье, в поместье Роксли. Я познакомлю тебя с твоими двоюродными братом и сестрой, а потом с нашими гостями. Сегодня у нас день визитов.
Она поманила пальцем находившихся в гостиной детей.
Табита наконец подняла глаза и увидела приближавшихся к ним мальчика и девочку.
– Дети, – сказала леди Монтекью, – это ваша кузина Табита, она, как я уже сказала, теперь будет жить с нами. Табита, это Амелия, а это Ричард.
Девочки молча окинули друг друга взглядами. Амелия показалась Табите очень хорошенькой. Ее прекрасные длинные волосы были перехвачены у затылка голубой лентой, а платье буквально завораживало. Оборки небесно-голубого цвета изумительно сочетались со светло-чайного цвета лентами и тесьмой и большими, собранными у локтей буфами. Табита подумала, что кузина немного старше ее, а кузену уже одиннадцать-двенадцать. Высокий и крепко сложенный, он тоже был богато одет, и впервые в жизни Табита испытала неловкость из-за своего внешнего вида. На ней была траурная одежда, которую ей по печальному случаю раздобыла миссис Морвелл.
– Мне восемь лет, – сообщила Амелия. – А тебе сколько?
Табита так разволновалась, что не могла вымолвить ни слова, будто лишилась дара речи.
– Да она не знает, сколько ей лет, – презрительно фыркнул Ричард. – Еще не научилась считать.
– Ричард, прекрати, – строго одернула его леди Монтекью и, сурово глянув на племянницу, заявила: – Табите, я полагаю, шесть лет. – Табита благодарно кивнула и решилась наконец посмотреть тете в лицо, заметив при этом поразительное сходство детей с их матерью. Леди Монтекью была энергичного вида женщиной с волосами каштанового цвета и с лихорадочным румянцем. Стояла она подчеркнуто прямо, с надменным и непреклонным видом, и Табита решила, что улыбка, видимо, дается ей с превеликим трудом. Она взяла девочку за руку и подвела к даме, сидевшей в кресле у камина.
