Наталья Майорова - Холодные игры
Попутчики говорят, что ежегодно через тюменскую таможню проходит до двухсот тысяч возов, то есть до полумиллиона пудов груза.
Вопреки своим представлениям о Сибири как о безлюдной, низменной покатости, спускающейся к Ледовитому океану сквозь дикую тайгу, я увидела здесь вовсе другую картину. Бескрайние, усыпанные алмазным снегом поля с наметанными стогами величиной с большую избу, многочисленные села, промерзшие болота, низкорослые березняки, огромные орлы, сидящие на телеграфных столбах. Вспугнутые бряцанием колокольчиков, они медленно взлетают и величественно улетают в степь.
Здешний ландшафт местные жители называют «барабу», или березовой степью. Они же с гордостью рассказывают о том, что летом пшеница гнется здесь под тяжестью огромных колосьев, а чернозем такой жирный, что налипает на оси телег. При том в Сибири нет никаких фруктов. Даже яблоки отчего-то не вызревают в здешних краях. «Наши фрукты – репа да кедровые орехи», – говорят сибиряки.
Притрактовые села живут очень богато. Я сначала не замечала этого, но сперва попутчики, а потом и Вера обратили на это мое внимание. В крестьянских избах не редкость зеркала, диваны. Крестьянки одеты в немецкую одежду, лаптей никто не знает, все ходят в сапогах. Говорят, это оттого, что богато родится хлеб, и еще потому, что сибиряки всегда были вольными.
Простые люди и вправду ведут себя здесь свободнее, чем в европейской России. На станции сядешь пить чай, хозяйка запросто подходит, садится, вступает в разговор. Мне это не в тягость, но в интерес, а Вера моя отчего-то хмурится. Впрочем, ее понять сложнее, чем алгебру с геометрией.
Сообщив сии полезные сведения о Сибири, пока заканчиваю и нежно целую мою дорогую подругу. Прошу, не забывай любящую тебя
Софи Домогатскую
Сердечно распрощавшись с занятными попутчиками, приняв уверения в совершеннейшем почтении и по-сибирски грубоватые, но искренние комплименты, Софи с Верой и поклажей очутились на небольшой, усыпанной разъезженным снегом площади.
Сани с развеселыми подрядчиками в вихре снежинок унеслись дальше, к почтовой станции в деревне Большое Сорокино, что лежала на перекрестье дорог местного значения между Егорьевском, Тюкалинском и Тарой. Там подрядчиков ждали отдых, баня, выпивка в надежной компании и, надо полагать, сударушки, соскучившиеся без подарков и самих любезных весельчаков.
– Вон там, надо думать, трактир, про который они говорили. – Софи указала варежкой на большое, странно присевшее на один бок здание из серых бревен. – Вывеска какая-то. Снегом залеплена, не прочесть.
– Мальчишки, должно быть, снежки кидают, – предположила Вера.
– А где ж все?
Площадь, несмотря на ранние сумерки, выглядела абсолютно пустынной. Из всех живых существ в поле зрения имелся лишь примостившийся в санной колее небольшой черный песик. Задрав лапу к зеленоватому небу и не обращая никакого внимания на приезжих, он яростно выкусывал блох.
– Здесь и почты, может быть, нету, – обескураженно предположила Софи. – Где ж письмо-то Никанор оставит?
– Сегодня уж все одно позакрывалось все, – зевнула притомившаяся в дороге Вера. – Завтра только узнаем. Сейчас бы заночевать где. Эти говорили, в трактире комнаты есть. Спросить надобно…
Как только Вера изготовилась перейти к решительным действиям, дверь трактира (выглядевшая такой же слегка перекошенной, как и само здание) услужливо распахнулась и оттуда неспешно, но ухватисто вышел молодой бритый парень в накинутом на плечи полушубке.
Подойдя поближе, он спокойно, без тени подобострастности оглядел девушек, склонился над вещами и с вопросительным взглядом ухватился за ручку кофра и узелок.
– Добро пожаловать в славный город Егорьевск. Изволите комнаты? Или к знакомым прибыли?
– Нет-нет, – поспешила ответить Софи, стараясь, чтоб голос звучал твердо и уверенно. – У меня здесь знакомых нету. Мы проездом. Я бы хотела комнату в вашем… заведении… Прочесть нельзя…
– Трактир «Луизиана» к вашим услугам, барышня, – едва заметно усмехнувшись, сказал парень. – Единственное, а оттого безусловно лучшее в Егорьевске заведение для проезжающих.
– Хорошо, я возьму… возьму комнату на ночь… И для горничной… И ужин еще. Или лучше обед. У вас горячее подают? – Софи притопнула ногой от возбуждения. Прямо сейчас поесть наваристого, горячего супа! Или мяса с овощами! Или хоть каши с маслом и молоком…
– Непременно горячее, – заверил парень, уж откровенно улыбаясь.
Высокая, тонкая девочка с манерами настоящей барыни и породистым, но живым лицом, невесть откуда материализовавшаяся в сгущающихся егорьевских сумерках, – отличная новость для зимнего вечера, обещавшего быть таким же скучным, как десятки других.
– Пожалте за мной. – Парень приглашающе махнул рукой и легко поднял разом багаж обеих девушек. Вера попыталась было отобрать свой узелок, но трактирный служащий лишь лукаво подмигнул ей и перехватил ее пожитки в другую руку. – С вашего позволения, проведу вас с заднего входа, сразу на второй этаж, чтоб вам через залу не идти. Так для девиц удобнее будет.
Софи бросила на Веру мгновенный нерешительный взгляд (не укрывшийся, впрочем, от наблюдательного парня). Вера, поколебавшись всего секунду, кивнула.
– Папаня! – весело проговорил тот же парень спустя малое время, когда девушки уже устраивались наверху, в отведенной для них просторной комнате со специальным чуланчиком для прислуги.
Папаня, он же трактирщик Самсон, громоздился за стойкой и притворно грозно оглядывал полупустую залу. В углах его толстых лоснящихся губ притаилась та же, что и у сына, готовность к усмешке.
– Папаня, там к нам какая-то декабристка пожаловала! С горничной. Обе красавицы. Горячего требуют. Я уж сам обслужу по высшему разряду, лады?
– Какая еще декабристка?! – сдвинув брови, переспросил Самсон. – Все тебе, бестолочи, невесть что мерещится. Небось финтифлюшка проезжая из Тюмени в Тобольск либо уж в Омск, к военным…
– Вот тебе истинный крест, папаня! – Парень размашисто перекрестился. – Девица – столбовая дворянка, не меньше. А то и княжна в инкогните. Я сразу спознал, ей-богу.
– Не божись всуе, бестолочь! Сколько раз тебе говорить! – раздраженно проворчал Самсон. – И где это ты княжон навидался, чтобы сразу спознать, а?
Впрочем, видно было, что уверенность сына все-таки слегка поколебала давно сложившееся мнение Самсона о качестве и ранге проезжающих через Егорьевск постояльцев. Огромная туша трактирщика взволнованно заколыхалась за стойкой.
