Ирина Сахарова - Роковая ошибка княгини
«Что ж, по крайней мере, я умираю красиво», подумала она с горькой усмешкой, и закрыла глаза, чтобы не видеть жуткого оскала склонившегося к ней мужчины. Он прорычал что-то, схватив её за отворот платья — и, кажется, приподнял от пола, и заглянул в её лицо, но она уже этого почти не чувствовала, всё дальше и глубже проваливаясь в небытие.
— Где моя дочь, Юлия?! — Доносились до неё обрывки его фраз. Он кричал? Сетовал? Ах, наверное, он и не хотел убивать её, прежде не получив ответа. Выстрелить пришлось, чтобы она не прыгнула. Должно быть, он снова целился в плечо.
А попал в сердце.
И снова она его перехитрила! От осознания этого, ей вдруг сделалось легко и сладко. А ещё, быть может, потому, что прошла эта ужасная боль, и ранение больше не беспокоило. Последнее, на что хватило её сил, была улыбка.
Он ещё долго потом это вспоминал. То, как она, в последние секунды своей жизни, вдруг открыла глаза, впервые взглянув без страха, с видом победительницы, и улыбнулась ему. Улыбнулась так, словно это не она умирала сейчас на его руках, истекая кровью, а он.
— Ты никогда не найдёшь своих детей, Кройтор! — Отчётливо, внятно и очень убедительно произнесла она. — Никогда!
А потом её глаза закрылись, и она обмякла в его руках, но мужчина этого как будто не почувствовал. Он застыл, точно громом поражённый, на несколько секунд, а затем принялся нервно трясти её безжизненное тело.
— Детей?! Ты сказала — «детей»? Так мой сын — жив?! Юлия? Юлия?! Не смей умирать, чёртова ведьма, не смей! — Он встряхнул её ещё раз, и ещё, но ответа не добился: она больше не реагировала на его присутствие, она больше не дышала.
И когда он это понял, его охватило отчаяние. «Детей»? Она ведь сказала именно это? Или ему, ослеплённому яростью и жаждой мести, просто послышалось? Застонав от досады, мужчина сел рядом с её телом, отбросил в сторону револьвер и в отчаянии ударил кулаком по полу. Ярости и сомнениям его не было предела — эта ведьма даже умереть умудрилась так, чтобы оставить его в дураках! Всё как обычно, ничего не изменилось с годами.
— Я всё равно найду мою дочь, куда бы ты её не спрятала! — Сквозь зубы произнёс он, и стал медленно подниматься. Нужно было уходить, пока не вернулся её муж, или кто-то из слуг. Он и так слишком задержался.
Револьвер лежал у кровати, и когда мужчина наклонился, чтобы поднять его, взгляд его упал на фотографию, что стояла на прикроватном столике. Счастливая семья: она, как всегда безупречная и улыбающаяся, этот её муженёк, чтоб ему пусто было, и…
Странная догадка озарила его, он спрятал револьвер в кобуру под пиджаком, и взял фотографию в руки.
Сын. Её сын. Высокий юноша крепкого сложения, удивительной красоты, и, что примечательно, совсем не похожий ни на неё, ни уж тем более на её мужа. Фотография была сделана сравнительно недавно. Полгода, год назад? Сколько ему здесь? Около двадцати, может, чуть больше.
— А ведь я никогда не видел тебя беременной, Юлия. — Сказал он, и невесело засмеялся. — Как же это так получилось, не скажешь? Разумеется, не скажешь! Вы с Сандой предпочли унести свою тайну в могилу, нежели решить всё по-хорошему! И, знаешь, что? Мне вас нисколько не жаль.
Взяв фотографию со столика, он убрал её во внутренний карман пиджака, и, перешагнув через тело бедной женщины, быстрыми шагами покинул комнату. Раздражение его начало понемногу отступать, особенно, когда он стал вспоминать, как долго мечтал об этом дне — дне, когда он положит конец её существованию, отомстив за всё то, что ему пришлось пережить по её воле. Ждать пришлось долгих двадцать лет, и вот, наконец, это свершилось: он добрался до неё, и отомстил. Но испытал ли он облегчение в связи с этим? Увы, нет, спасительного умиротворения так и не пришло. Всё равно кое-что осталось, грызло его изнутри, что-то, что он не доделал, и её последние слова всколыхнули в нём этот неприятный осадок.
Но это не так страшно.
Он всё равно найдёт своих детей, детей, которых у него когда-то отняли. И дочь, чей плач до сих пор преследовал его по ночам, и, разумеется, сына, которого столько времени считал погибшим. Теперь он знал, где искать. Нащупав фотографию в кармане пиджака, он ухмыльнулся — той самой ухмылкой, которую так боялась Юлия, и поспешил к воротам, где стояла его лошадь, чтобы навсегда покинуть это место.
А Юлия теперь уже ничего не боялась. Она осталась одна, среди крови и роз, но по-прежнему с улыбкой на лице, смотреть навсегда остановившимися глазами на щербатый дверной проём. Как будто она всё ещё надеялась увидеть там своего мужа, который обещал всегда быть рядом, защищать её, а сам так и не пришёл.
Глава 1. Александра
Нет ничего хуже, чем когда ссорятся родители — это вам любой ребёнок скажет. Но когда твоего горячо любимого отца забирают на фронт, а мать, не погоревав и десяти дней, тотчас же находит себе другое утешение: это уже совсем никуда не годится. И, хотя Александра ребёнком себя не считала уже давно, переживала она семейный разлад не менее болезненно, чем её младший брат, которому недавно исполнилось всего девять.
Всё начиналось вполне невинно, как и в предыдущих случаях, и никто даже подумать не мог, что всё обернётся трагедией. А внезапное замужество собственной матери Александра именно так и восприняла, именно как трагедию, способную перечеркнуть всю её прежнюю жизнь, к которой она так привыкла, и от которой вовсе не хотела отказываться из-за дурацких прихотей Алёны Александровны. По твёрдому убеждению Саши это было именно прихоти — никакой безумной любовью, о которой пишут в романах, там и не пахло; холодный расчёт — ещё может быть, но уж точно не любовь. Что уж там, приходилось признать — водился за матушкой такой грешок, она и при отце-то не отличалась особой нравственностью, и за деньги готова была на многое. «При отце» — это когда Иван Фетисович ещё жил здесь, на соседней улице, рядом с городской больницей, где и работал денно и нощно. Сейчас это вспоминалось как нечто очень далёкое, и уже совсем не казалось похожим на правду, неужели и впрямь когда-то было? А Александра помнила и другие времена: когда они жили все вместе, в матушкином большом доме, и были дружной, любящей семьёй. И были счастливы.
Алёна Александровна, конечно, потом говорила, что виноват во всём Иван Фетисович: слишком мало времени он уделял жене, слишком много — своим пациентам, денег в дом не приносил, а для детей и вовсе никогда не был отцом, ибо на воспитание сына и дочери у него попросту не оставалось времени. Это было неправдой. Саша, как всегда, эмоциональная и горячая, живо становилась на защиту отца, когда матушка затевала очередной скандал: она пыталась убедить её, что отца можно понять — там, у себя на работе, он спасает человеческие жизни и совершает благие дела, и ни в коем случае нельзя его за это винить, потому что если бы не он… И так далее, в том же духе, но Алёна Александровна, как всегда, была непреклонна: никакие доводы на неё не действовали, как бы убедительно они не звучали.
