Сюзан Ховач - Богатые — такие разные
Я с отвращением откинулся на кожаную обивку сиденья.
— Мисс Слейд, — напомнил я О'Рейли, вынимая кое-какие бумаги из атташе-кейса.
Мой вопрос немедленно привел О'Рейли в действие. Глядя на тщательно причесанные темные волосы и тонкое, умное, напряженное лицо, я ощутил его фанатическое желание быть слугой, приведшее его сначала в иезуитскую семинарию, а потом и на службу ко мне, и лишний раз восхитился его полной отдачей своей работе. В сущности, у меня не было никаких причин для того, чтобы испытывать к нему меньшее расположение, чем ко всем другим моим протеже. Это было необъяснимо, но достаточно удивительно. О'Рейли знал обо мне слишком много. В моей памяти на мгновение возник его голос: «У меня есть для вас плохие новости по поводу господина Да Косты…», а потом я вернулся мыслями к часослову мисс Дайаны Слейд.
— Мисс Слейд, — деловито заговорил О'Рейли, — двадцать один год. Англичанка, девушка с хорошим социальным положением…
— Что это, черт побери, значит?
— Я не слишком хорошо разбираюсь в английской классовой системе, сэр, но мне сказали, что она из тех, кого называют «джентри» — из нетитулованных мелкопоместных дворян. Высший класс, но без титула. — О'Рейли откашлялся, прочищая горло. — Воспитывалась в пансионе для девушек в Глочестершире, и училась в Кембриджском университете…
— Да неужели!
— …До того, как ушла оттуда после смерти отца. Отец ее оставил долги, и в настоящее время рассматривается вопрос о судьбе недвижимости. Разумеется, она сидит без денег, сэр, — бесстрастно проговорил О'Рейли. — Присутствует и некоторый политический аспект, поскольку известны ее симпатии к социалистам, но ни в какую группу она не входит, ни в большевистскую, ни в какую-либо другую, и таким образом ни Питерсон, ни я не видим в ней угрозы для вашей безопасности. Ее письма я передал мисс Фелпс для подшивки в досье «Отказы в пособии».
— Сколько писем она написала?
— Полученное сегодня утром, как будто, четвертое.
— Я хочу их просмотреть. Когда вернемся в офис, позвоните мисс Фелпс, чтобы она их прислала, — распорядился я, пробегая глазами бумаги, которые были у меня в руках, и останавливаясь на цифрах, говоривших об упадке британской сталелитейной промышленности в черные месяцы 1921 года.
После этого, подчиняясь внутренней дисциплине, выработавшейся за долгие годы, я забыл о мисс Слейд, и снова погрузился в размышления о том, как Великобритания могла бы наиболее выгодно разместить свои капитальные вложения.
Офис фирмы «Да Коста, Ван Зэйл энд компани» находится на Милк-стрит, в Чипсайде, недалеко от Английского банка и финансового района Ломбард-стрит — Тсреднидл-стрит. Наша фирма — новая в Лондоне, ей меньше тридцати лет, и, в противоположность Нью-Йорку, где смелый новичок может распустить свой хвост в самом сердце Уолл-стрит, начинающий делец в Лондоне должен знать свое место и довольствоваться скромным положением в торгово-банковском сообществе. Но мне нравился офис на Милк-стрит. Сам дом относился к семнадцатому веку, и построен, по всей вероятности, вскоре после Великого лондонского пожара, но викторианцы, с их страстью к модернизации, отказались от диккенсовской атмосферы. Интерьер отягощен респектабельностью девятнадцатого века. Здесь я чувствовал себя не королем в своем дворце, а скорее хорошо воспитанным пауком на самой цивилизованной из паутин прежних времен. Мы держали два десятка служащих, включая обычных бухгалтеров, статистиков, клерков, машинисток и рассыльных, и вплоть до спада 1921 года ежегодно получали приличный доход.
В половине одиннадцатого, сразу после того, как я пригубил совершенно непригодный для питья кофе и просмотрел бумаги, принесли письма Дайаны Слейд. Расхаживая по комнате, я диктовал секретаршам. Я обычно диктую не одной секретарше, по той простой причине, что так и не нашел такую, которая успевала бы за мной записывать.
Как раз в этот момент меня и прервал О'Рейли.
— Письма мисс Слейд, господин Ван Зэйл.
«Дорогой господин Ван Зэйл, — писала Дайана Слейд твердым, строгим почерком, — я нахожусь в высшей степени в необычном положении, и мне совершенно необходим совет такого чуткого и умудренного опытом человека, как Вы… поэтому не сможете ли Вы уделить мне несколько минут Вашего времени?» — заключала она.
Читая ее второе письмо, я понял, что тайна начала приоткрываться.
«Дорогой господин Ван Зэйл, пишу вам потому, что знаю, как Вы цените прошлое, и что Вы смотрите глазами знатока на красоту средневековья. Я владею самым прекрасным домом в Англии, небольшим, но изысканной архитектуры, похожим на миниатюру Фуке, и мне очень хотелось бы, чтобы Вы его увидели. Вы не должны упускать возможность получить эстетическое наслаждение».
Я поднял глаза. Обе секретарши сидели не шелохнувшись, положив карандаши на свои блокноты, с выражением удивления на лицах. У них редко бывали такие передышки. Не обращая на них внимания, я уселся за письменный стол и прочитал третье письмо.
«Дорогой господин Ван Зэйл, из-за английского закона, дискриминирующего женщин, я со дня на день потеряю свой дом. Вы должны увидеть его, пока этого не произошло. Если Вы не можете приехать в Норфолк, то хотя бы примите меня на пару минут в Лондоне, чтобы я смогла описать Вам свой дом».
Для меня самым интересным в этих письмах было не то, что мисс Слейд ни разу не заикнулась о деньгах, хотя было очевидно, что именно острой их необходимостью и продиктованы эти письма. Я был заинтригован, так как все письма явно были написаны в один день, но с расчетом, как в детективном романе, на постепенную подачу информации. Нехотя признаваясь себе в некотором любопытстве, я принялся за последнее письмо.
«Дорогой господин Ван Зэйл, как жаль, что Вас так ревностно оберегают от контактов с миром! Но я не думаю, чтобы Ваши секретари осмелились выкинуть «Мэллингхэмский часослов», книгу, находившуюся в моей семье в течение более четырехсот лет. Прочитав в «Таймсе» о том, что Вы недавно приобрели на аукционе Кристи средневековую рукопись, я подумала, что Вы были бы рады случаю ознакомиться с этим превосходным произведением искусства пятнадцатого века. Я должна предупредить Вас, что книга не продается. Я посылаю ее Вам на одну неделю, по истечении которой я была бы счастлива лично прийти за манускриптом. Искренне Ваша…»
На всех четырех письмах был проставлен адрес: Мэллингхэм Холл. Мэллингхэм. Норфолк.
Я улыбнулся, и когда мои письма к Стивену Салливэну, моему юному компаньону в Нью-Йорке, и к Картеру Глассу были закончены, я послал за О'Рейли.
