Розалин Уэст - Прикосновение
Взяв пачку денег, Макензи сложил их и, засовывая в карман куртки, стряхнул с себя дурное настроение, решив, что, быть может, выполнив эту часть работы, устроит себе отдых. Он подумал, что его крупного банковского счета было бы вполне достаточно, чтобы в следующем столетии поддерживать сиротский приют, который когда-то хорошо заботился о нем, если он решит простить его служителям их подневольную благотворительность, или что мог бы поехать в Сан-Франциско и осуществить свою давнюю заветную мечту измениться и вести респектабельную жизнь. Респектабельными называли людей, подобных Джемисону, которые нанимали незнакомцев с оружием для решения своих проблем. То, что имел Макензи, было гораздо лучше. Во всяком случае, он оставался честным и не стремился быть не тем, чем был на самом деле, — это являлось самым последним доводом в любом споре.
Макензи услышал приближение человека задолго до того, как поднял взгляд, чтобы окончательно удостовериться в этом, и в силу привычки одна его рука тотчас исчезла со стола. Это был непроизвольный жест самосохранения, которым встречали как друзей, так и врагов.
— Привет, Мак. Что это занесло тебя так далеко на север, а? — Латиго Джонс остановился рядом с пустым стулом, ожидая, чтобы снова появилась правая рука и дала знать, что все в порядке и можно занять место.
— Я бываю там, где можно сделать деньги. — С радушной улыбкой Долтон указал рукой на стул. — А кроме того, у меня возникло ощущение, что я стал худеть от гостеприимства Нью-Мексико. Человек должен слушаться своих инстинктов, подсказывающих ему, когда пора уезжать, если он не хочет застрять навечно. Ты понимаешь, что я имею в виду.
Латиго ухмыльнулся — он прекрасно понимал. Опустившись на стул, он поставил на стол собственную бутылку и два стакана. Ничего не говоря, он наполнил оба стакана, чистосердечно. Полагая, что давние друзья отлично понимают друг друга. А они действительно были давними друзьями, если только на данный момент их работа не требовала от них иного. Но даже в тех случаях, когда ситуация заставляла их целиться друг в друга, они не воспринимали это как что-то личное. Они слишком долго занимались своей работой и все понимали. Друзья пили и некоторое время предавались воспоминаниям, наслаждаясь настоящим, как наслаждались виски.
— Какой аванс ты теперь запрашиваешь, Мак? — Получив ответ, Джонс тихо присвистнул. — Черт, к этому времени ты, должно быть, стал почти миллионером, если, как всегда, постоянно занят. Вероятно, в один из ближайших дней я услышу, что ты ушел в отставку и ведешь в Калифорнии ту достойную жизнь, о которой всегда говорил.
Долтон не ответил ему улыбкой, потому что в словах его друга было больше, чем простое подшучивание. Латиго был твердо уверен, что отставка для таких, как они, людей означает одно — горизонтальное положение. Но когда-нибудь, и, возможно, скоро, Долтон собирался доказать, что его друг не прав.
— Не забывай о телеграмме с побережья. — Макензи поднял стакан.
— Не забуду. А до тех пор ты не забывай о своей спине. — Они оба выпили за это. Латиго, удовлетворенно вздохнув, поставил стакан и отодвинулся от стола. — Прости, не могу прохлаждаться и болтать с тобой, мне нужно быть в одном месте.
— Работа?
— И работа, и развлечение, — широко улыбнулся Латиго. — Я не могу заняться одним, пока не закончу другое.
— Быть может, вскоре мы снова встретимся, — улыбнулся ему в ответ Долтон.
— Быть может, старина. — Глаза Латиго Джонса тускло светились черным светом, даже когда на его лице была веселая улыбка. — Быть может.
В поездке от Дедвуда до Шайенна в дилижансе «Конкорд» невозможно было найти абсолютно ничего приятного. Громыхающий экипаж наскочил еще на одну колдобину, и Джуд Эймос попыталась ухватиться за ремень над головой и не поморщиться, когда локоть ее соседа больно уперся ей в ребра. Она решила, что в следующий раз, когда придется ехать по делам в форт Ларами, ей следует не забыть одеться поплотнее. «Безусловно, еще несколько недель я буду вся в синяках после этого путешествия по стиральной доске, которую кто-то не лишенный черного юмора назвал дорогой. Это больше похоже на бесконечные перекаты Блэк-Хиллс в миниатюре», — подумала она, когда на очередном ухабе ее подбросило в воздух. И сразу вслед за этим, не успев снова усесться, она от мощного толчка полетела на колени мужчины, сидевшего напротив нее. Чтобы сохранить равновесие, она вытянула вперед руки и, к своей досаде, в нарушение приличий уперлась ими в его бедра, словно высеченные из камня. Инерция была слишком велика, и девушка, не сумев остановиться, наткнулась головой на мужскую грудь, широкую, как стена каньона. На секунду она утонула в густой шерсти отворотов куртки и, охнув от испуга, втянула в себя запах шерсти и мужского тела. Осознав, что пассажир прижат к ней сильнее, чем в начале столкновения, и почти не дышит, она задержалась на мгновение дольше допустимого, опьяненная сильным мужским ароматом.
— С вами все в порядке, мадам?
Услышав хриплый голос, Джуд вздрогнула от изумления и неожиданности. Придя в себя, она стала отодвигаться и попыталась сесть, чтобы перевести дух и снова обрести достоинство. В безуспешных попытках найти причину своего пленения, Джуд ощупывала колени и грудь несчастного мужчины и вертелась, как форель на удочке, но из-за смущения ее движения приносили мало пользы.
— Ну-ка, позвольте мне, — раздалась сверху тихая команда, и Джуд замерла, пока мужчина распутывал вуаль, зацепившуюся за пуговицу его рубашки. Джуд моментально рассыпалась в извинениях, полившихся ручьем, но была остановлена его пристальным взглядом. Сквозь темную щетину бороды мелькнула улыбка, и Джуд почувствовала, что не может пошевелиться, словно была кроликом, загипнотизированным взглядом змеи. — Не вините себя, мадам. Это просто одна из неприятностей сухопутных путешествий. — Взяв ее за плечи большими руками, он усадил Джуд обратно на ее место, а затем, надвинув шляпу, опять погрузился в дремоту, выбросив девушку из своих мыслей.
Окинув быстрым взглядом четырех других пассажиров, деливших с ними места, обращенные друг к другу, и обнаружив, что все попутчики одинаково безразличны к ее краске смущения, Джуд стиснула дрожащие руки и постаралась успокоиться, но ее ладони все еще хранили ощущение от прикосновения к теплой грубой хлопчатобумажной ткани. Конечно, для женщины ее возраста и прагматичных взглядов нелепо было так по-девичьи растревожиться от случайного прикосновения к существу противоположного пола. Однако годы, которые приносят большой жизненный опыт, оказываются практически бесполезными, когда дело касается любви, а Джуд Эймос была нецелованной старой девой двадцати пяти лет. Она напряженно сидела на сиденье, не позволяя себе еще раз взглянуть напротив, и, делая вид, что ее сердце совсем не стучит, смотрела в окно на окрестности, окутанные покрывалом пыли.
