Джуди Кэролайн - Мэгги
— Доброе утро! Вы что-то сегодня поздно, — в глазах Мэгги светилась тихая радость, и братья успокоились.
— Да вот собираемся, — ответил за всех Джимс, а Пэтси прибавил, почти отвернувшись от сестры: — Ты это… не очень… конь-то еще совсем дикий. Так и шею сломать недолго, да еще через ручей. Я тебя, Мэг, прошу, не дури… Мы ведь все тебя любим, а терять своих неохота. Это нехорошо, так… — Все с удивлением повернулись к Пэтси и уставились на него. Никто не ожидал от этого молчуна такой длинной речи, и некоторое время все с изумлением смотрели на него. Потом все дружно, включая Мэгги, рассмеялись.
Дружный громкий хохот испугал Кейта, он запрядал ушами и, пританцовывая на месте, скосил налитые кровью глаза. Но Мэгги уверенной рукой натянула уздечку и, похлопывая коня по шее, успокоила его.
Смеялись долго, даже с каким-то облегчением. Молчун Пэтси, сам того не подозревая, снял гнетущее напряжение и немного развеял их тревогу. Раз Мэгги тоже смеется, значит, она ничего такого не замышляет.
— Ладно, Пэт, я больше не буду, обещаю тебе. Чем сегодня собираетесь заниматься? — спросила она, оборачиваясь к Бобу.
— Да мы все в разные стороны. Кто на дальний выгон поедет, кто здесь поблизости будет. Так что, если что надо, можешь найти Джимса с Пэтси, они здесь останутся недалеко, — ответил Боб.
— Да нет, я просто так спросила. Моя помощь нужна?
— Сами управимся. Занимайся в доме.
Мэгги с помощью Джимса спрыгнула с коня. Братья приготовились к выезду, а Мэгги принялась растирать своего любимчика, потом накрыла его попоной и повела выгуливать, чтобы он немного охладился.
Солнце уже вовсю распустило свои лучи, когда Мэгги поставила Кейта в стойло и пошла к дому. Поднявшись на веранду, она увидела там Энн Мюллер, которая сидела в соломенном кресле с вязаньем в руках. Заметив настороженный взгляд Энн, Мэгги улыбнулась ей, а сама подумала: «Что же такого было в моем поведении, что встревожило всех домашних, даже братьев, которые вообще ничего вокруг не замечали, кроме своих овец».
— Доброе утро, Энн. Все уже завтракали? Значит, мне придется есть одной, — стараясь придать своему голосу беззаботность, спросила ее Мэгги.
— Нет, я ждала тебя. Заодно хотела поговорить, пока будем вдвоем, — коротко ответила Энн. Она отложила вязание и, тяжело опираясь на костыли, стала подниматься с кресла. Мэгги помогла ей встать, и они вместе направились в гостиную, где на убранном уже столе оставались накрытые приборы для Мэгги и Энн.
Фиона была в саду рядом с Фрэнком, она сидела на стульчике неподалеку от него, и оттуда через раскрытые окна доносились их негромкие голоса размеренный, ласковый матери и глухой, отрывистый сына. Мэгги невольно прислушалась к тому, о чем они говорят, но слова были неразборчивы, просто тихое жужжание, и она перевела взгляд на Энн, которая, не глядя на Мэгги, о чем-то задумалась, очевидно готовясь к предстоящему разговору. Мэгги не дала ей возможности начать первой и заявила:
— Я уезжаю, Энн. — И когда Энн подняла на нее удивленный взгляд, добавила: — Отпускаешь меня и в этот раз на каникулы? Я хочу посмотреть на остров Матлок.
Энн Мюллер, продолжая все также удивленно смотреть на Мэгги, нерешительно проговорила:
— Я надеюсь, ты там придешь в себя. В прошлый раз тебе там, помнится, было хорошо. Но, Мэгги, скажи на милость, что ты все-таки решила? У тебя в последнее время такое странное лицо, — и не обращая внимания на протестующий жест Мэгги, Энн продолжала: — все боятся, что ты что-нибудь с собой сделаешь. Неужели ты не понимаешь, как это будет жестоко по отношению к матери, братьям. Ты ведь держалась вначале, что произошло сейчас? Почему ты в таком отчаянии?
Мэгги молчала. Она уже давно думала об этом и понимала, что ни для Фионы, ни в общем-то и для братьев ее смерть не окажется такой уж страшной трагедией, они привыкли к потерям. Но терять близких все равно тяжело. «Неохота!» — как по-простому выразился Пэт. Мэгги подошла к окну и отрешенно смотрела, как Фрэнк возится с кустом чайных роз. Несколько веток с только что раскрывшимися нежными бутонами лежали на коленях у Фионы. Не хотелось даже нечаянно нарушать эту дивную идиллию, и Мэгги осторожно вернулась к столу. Глаза у нее были печальные. Энн вздохнула, глядя на нее, и тихо сказала:
— Не забывай, что ты красивая, полная сил и еще не старая женщина. Ты еще можешь встретить человека, с которым найдешь счастье. Теперь, когда твоего кардинала нет, прости, Мэгги, но я должна тебе сказать. Подумай о себе. Ты знаешь, что я прекрасно относилась к Ральфу и нисколько не осуждала тебя за твою великую любовь к нему, хоть она и была греховна. Да, да, греховна, и ты сама это прекрасно понимаешь. Для вас обоих она была большим испытанием. Вы оба его не выдержали, появился Дэн, и Бог наказал вас.
— Больше всего меня, — прошептала Мэгги.
— Всех вас. И Дэна тоже, хотя он-то здесь меньше всех грешен, — продолжала говорить Энн, — но зачатый в грехе, он не мог жить, даже посвятив себя Богу. Я еще раз прошу, чтобы ты простила меня, Мэгги, за то, что я тереблю твои раны. Но лучше поговорить об этом, все осознать, и тогда станет легче. Это как прочистить рану, и она начнет заживать. Своей смертью Дэн искупил не только свой грех, но и твой тоже, он спас тебя. Ты должна жить, если Бог не дает тебе смерти. В таком состоянии, в котором ты находишься, наложить на себя руки большого геройства не надо, но кому от этого станет лучше? Тебе? А что, если действительно есть загробная жизнь, и ты там опять встретишься с Дэном? С чем ты предстанешь перед ним? С еще одним грехом? Ты же знаешь, что самоубийство грех. Не испытывай больше божьего терпения, живи! Я не говорю: «наслаждайся жизнью». Это невозможно в твоем случае. Но смирись, живи и не терзай себя больше.
Впервые за долгие месяцы Мэгги заплакала, уткнувшись лицом в ладони. Она безутешно плакала, вздрагивая всем телом. Мэгги оплакивала всю свою жизнь с того момента, когда родилась и поняла, что зла в мире больше, чем добра, когда заметила, что, непонятно почему, отец не любит Фрэнка, а матери он дороже всех на свете. Много чего поняла Мэгги еще в раннем детстве, что сформировало ее упрямый и твердый, как стальная пружина, характер.
Энн, постукивая костылями, приблизилась к Мэгги и положила ей на голову свою руку.
— Ты поплачь, потом станет легче. Я прослежу, чтобы сюда никто не зашел. А насчет Матлока ты прекрасно придумала. Конечно, надо поехать, не откладывая. А оттуда заедешь к нам, в Химмельхох. Людвиг там один, и я скоро собираюсь поехать к нему.
— Зачем? Ведь ты же не совсем здорова, Энн. Разве тебе плохо здесь? — встрепенулась Мэгги, глядя на подругу заплаканными глазами.
