Барбара Картленд - Звезда-беглянка
Но Миллет за долгие годы службы прошел отличную школу и прекрасно знал, что хозяин всегда прав.
Он знал, что леди Грейсила сама расскажет ему, почему вместо того, чтобы спокойно спать у себя в кровати на втором этаже замка, она оказалась этой ночью у него в Баронс-Холле.
— Присядьте, Митти, — сказала Грейсила. Она называла его уменьшительным именем, которое дала ему еще ребенком.
На Миллета нахлынули воспоминания о давно прошедшем, и на глаза навернулись слезы о тех, оставшихся в далеком прошлом счастливых временах. То, что было, уже не вернуть, так уж устроен мир.
— Присесть, ваша милость? — переспросил Миллет.
— О, Митти, перестань быть таким сдержанным! Мне нужна твоя помощь, как тогда, когда умерла мама. Ты был единственный, кто мог успокоить меня, помнишь?
Выразительный голос девушки слегка дрогнул.
Миллет сел и обеспокоенно посмотрел на Грейсилу. Ему показалось, что она не так весела, как обычно, и вроде чересчур бледна.
— Чем обеспокоена ваша милость? — спросил он тем задушевным тоном, который всегда отгонял прочь любые тревоги и заботы девочки.
Леди Грейсила затаила дыхание:
— Я убежала, Митти.
— Но как, ваша милость! — воскликнул Миллет. — У вас же на днях свадьба!
— Я не могла выйти замуж за герцога! Не могу! — заявила Грейсила. — Именно поэтому вы и должны мне помочь, Митти.
Увидев, что старый дворецкий оцепенел и не в состоянии что-либо произнести, она продолжила:
— Я подождала, пока в доме все стихло, оставила на подушке записку для папеньки, прокралась на черную лестницу и спустилась во двор. Там я свистнула Цезаря, и вот теперь я здесь.
— Но, миледи, — произнес Миллет, однако девушка перебила его:
— Я не собираюсь возвращаться, а поэтому была не настолько глупа, чтобы уйти с пустыми руками. Я прихватила свои лучшие платья, они привязаны к седлу. Под лукой седла Цезаря голландский мешок, в котором много всякой всячины, которая может мне понадобиться.
Миллет, открыв рот, уставился на Грейсилу.
— Но, миледи… вы не можете здесь оставаться, — наконец выговорил он.
— Придется, Митти. Никому в голову не придет искать меня в Баронс-Холле.
Она коротко засмеялась, но в ее смехе не было ни капли радости.
— Но, миледи… — начал Миллет.
— Я знаю, вы хотите высказать свои возражения, Митти, — сказала леди Грейсила, — только, пожалуйста, сначала пойдите и принесите мои вещи, я не хочу, чтобы Цезарь сбросил и растоптал их. Это все, что у меня осталось в этом мире.
Миллет снова открыл рот, но Грейсила опередила его.
— Пожалуйста, Митти! — Ее голос был умоляющим и в то же время непреклонным. — Пожалуйста, милый Митти, сделайте это, прошу вас!
Вздохнув, он побрел к выходу, и дверь буфетной неслышно закрылась за его спиной.
Когда он вышел, Грейсила закрыла лицо руками.
— Я должна остаться здесь, — говорила она себе. — Куда мне еще идти… где меня не смогут отыскать? Кроме того… у меня так мало денег!
Перед тем, как покинуть замок, она отчаянно размышляла, где бы ей раздобыть денег.
У Грейсилы никогда не было в них нужды, кроме, может быть, нескольких серебряных шиллингов для подаяния в церкви.
Она прихватила те материны украшения, которые не лежали в сейфе, а хранились у нее в. шкатулке.
Теперь ей нельзя сидеть сложа руки. Ведь старик Митти мог измениться за это время. А вдруг он не позволит ей воспользоваться драгоценностями без разрешения отца?
Она старалась быть практичной и все предусмотреть, прежде чем покинуть дом.
Ее беспрестанно подгоняла, придавала сил и уверенности единственная мысль: она должна исчезнуть и никогда… никогда… и ни за что не выходить замуж за герцога.
Теперь, оглядываясь назад, она поняла, какой была доверчивой глупышкой, дав им возможность убедить себя принять его предложение.
Это было дело рук мачехи. Да, мачехе всегда удавалось добиться своего. Тихо и без скандалов.
Мачеха была женщиной умной и проницательной, по сравнению с ней Грейсила чувствовала себя невежественным, легковерным ребенком.
Когда стало известно, что герцог просит ее руки, предложение показалось ей заманчивым.
Грейсила знала, что это предел мечтаний всех юных леди из ее окружения.
Помимо того, что герцог принадлежал к очень древнему и почитаемому роду и был очень богат, он был еще и превосходным спортсменом, а его верховые лошади приходили первыми почти во всех видах классических скачек.
«Бриллианты Редстока фантастичны, таких нет даже у королевы!» — говорила мачеха.
Несмотря на то, что мачеха всегда тщательно скрывала свои чувства, в ее голосе на этот раз прозвучала откровенная зависть.
«Ты станешь наследницей Бедчамбера, — продолжала она, — тебя примут в любом салоне! Говорят, будто к герцогу неравнодушна сама королева, хотя ни для кого не секрет, что ее величеству нравятся красивые мужчины».
Это было уже слишком!
Грейсила сама жила в большом замке, и ее, в отличие от других девушек, не приводили в благоговейный трепет сказки об огромных дворцах герцога, битком набитых драгоценностями.
Правда, ее несколько смущало то, что, еще не получив ее согласия, герцог уже решил дело с отцом.
Впрочем, успокаивала себя Грейсила, герцогу, видимо, просто не приходило в голову, что ему могут отказать. Ведь он был самой выгодной партией на всех Британских островах.
Мачеха постаралась не упоминать о том, что он уже был женат.
Но его жена давно уже покоилась на кладбище, а какой смысл ворошить прошлое, тем более, что герцог по возрасту годился Грейсиле в отцы. Воображение Грейсилы было полностью занято картинами будущего герцогства, и она почти не думала о женихе как о мужчине.
Герцог рисовался ей туманной личностью, каким-то мифологическим персонажем или героем прошлого.
Впрочем, и мифологические персонажи, и исторические личности были для нее куда более реальны, чем живые люди.
Будучи самой младшей в семье, Грейсила с детства была одинока, и ее друзьями уже давно стали книги, которые она с жадностью поглощала одну за другой.
Няни и гувернантки в один голос твердили, что Грейсила испортит себе зрение.
«Читай, читай! — повторяла няня. — Доживешь до моих лет — станешь слепой, как летучая мышь, помяни мои слова».
Но Грейсила никого не слушала. Книги дарили ей дивные, прекрасные земли, где царили счастье и красота.
Там не было хмурых женщин с грубыми голосами вроде мачехи, которая всегда пыталась ее задеть.
Грейсила недолюбливала новую графиню Шерингхем, и вовсе не потому, что та заняла место ее матери, и не потому, что ревновала ее к отцу. Девушка инстинктивно чувствовала, что Дейзи Шерингхем была дурной женщиной.
