Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея - Мари-Бернадетт Дюпюи
Смысл сказанного дошел до Жюстена не сразу. В голове закрутились разрозненные слова: «умереть», «много крови», «Коля»… Перед глазами встала Мариетта, пухленькая и белокурая. Кажется, это от нее он слышал имя нового конюха…
— Где Мариетта? — едва слышно спросил он.
— У себя дома, где ж ей быть. А ты не перетруждайся, помолчи. Береги силы!
Голос у Лароша был холодный, но не злой. Так он обычно разговаривал с лошадью, когда та упрямилась. Жюстен ответить не смог — снова провалился в забытье, не успев ощутить робкое, поглаживающее прикосновение пальцев к своей щеке.
А еще через десять минут фаэтон уже катился по мощенной камнем улице Тралефур. Лошади встали перед красивым особняком. Еще не совсем стемнело, и из сада приятно пахло цветущим жасмином.
Хмурый Коля спрыгнул с облучка. Объясняться по поводу драматического инцидента с ним никто и не подумал, а он и не спрашивал.
— Слева от входной двери — цепочка от звонка! Иди позвони, да убедись, что тебя услышали! — крикнул ему Гуго Ларош.
— Уже иду, хозяин!
Доктор Леон Фоше появился на пороге, в руке он держал фонарь. При виде своего давнего друга он поспешно сбежал по ступенькам и открыл ажурную калитку.
— Добрый вечер, Гуго! Что-то случилось?
— Трагическая случайность! Вот, решил сразу к тебе, а не в больницу, в Ангулем, — боялся, что не довезу.
Испуганный непривычной ажитацией Лароша, доктор полез в карету. Осмотрел кровавую рану на животе у Жюстена, выругался сквозь зубы.
— Стреляная рана, так? — спросил он. — Надо перенести его в мой кабинет, со всеми возможными предосторожностями! Врать не буду, Гуго, шансов у парня почти нет. Тем более что я не хирург.
— Прошу, спаси его! Я видел тебя в деле, в войну, когда ты оперировал солдат![14] Леон, ты просто обязан мне помочь, потому что это мой сын!
Ошарашенный доктор присмотрелся к едва дышащему пареньку. Коля тоже слышал признание помещика, но верить не спешил. А Гуго Ларош дрожащим голосом повторил:
— Спаси его! Это мой сын.
На борту парохода «Гасконь», в тот же вечер, в тот же час
Ричард распорядился, чтобы ужин на четверых подали в каюту. Он сомневался, что Элизабет захочет ужинать в обществе других пассажиров первого класса. Он поклялся оберегать ее от любых треволнений, а одно упоминание о человеке с черной душой, Гуго Лароше, — он прекрасно это видел — взволновало ее до крайности.
Деда Элизабет он ненавидел и считал своим долгом помочь ей все забыть, поставить на прошлом крест.
— Для нас для всех начинается новая жизнь, но особенно это касается вас, Жан! — сказал он, наливая ему вина. — Выпьем за Жана Дюкена, будущего гражданина Соединенных Штатов!
— Ваша правда, Ричард. Я и помыслить не мог, что однажды поплыву через Атлантику.
Думал, умру старым холостяком — и вот нашел идеальную супругу!
— Не вгоняй меня в краску, Жан! — сказала на это Бонни.
Элизабет улыбалась, так приятно ей было смотреть на их с Жаном счастливые лица. Ричард ей заговорщически подмигнул.
Всем им не терпелось узнать, что произошло в гаврском порту, Элизабет это прекрасно понимала.
— Дядюшка Жан, я узнала что-то очень важное про папу, — начала она, чтобы удовлетворить законное любопытство своих нетерпеливых слушателей.
— Сегодня? В порту? — удивился Жан.
— Звучит невероятно, но случай привел меня в правильное место. Я говорю «случай», но, скорее, это был перст судьбы.
Молодая женщина ненадолго умолкла, сомневаясь, стоит ли упоминать ощущение незримого присутствия рядом матери, Катрин.
— А может, это мамочка направляла меня, как тогда, в замке! — все-таки сказала она. — И не надо делать такое лицо, Ричард! Если будущее приходит ко мне в снах, приятных или кошмарных, значит, нет ничего невозможного. Там, на причале, мне показалось, что я вижу маму, и в тот же миг я поняла, что просто обязана зайти в ту антикварную лавку! Так нужно, и все! И сейчас, дядя Жан, ты поймешь почему.
Она открыла свою гобеленовую, украшенную вышивкой дамскую сумочку с медной защелкой, извлекла золотые карманные часы и протянула дяде.
— Дедушка Туан подарил эти часы моему отцу с пожеланием, чтобы они принесли ему в Америке удачу. Теперь они твои, потому что ты тоже, как твой брат Гийом когда-то, уезжаешь навсегда.
Жан, онемев от изумления, смотрел на бесценные часы. Не сразу он решился открыть крышку с выгравированными с обратной стороны инициалами.
— Господи, никаких сомнений! Это точно отцовские часы. Узнаю чеканку вокруг циферблата! Их купила мама, потратив часть денег из своего приданого. Ее родители были торговцы, побогаче, чем Дюкены. То, что часы нашлись, — уже маленькое чудо!
— В лавке антиквара, в куче настоящего хлама! — уточнила Элизабет. — Конечно, я спросила у хозяина, откуда у него часы.
— Ты упоминала об этих часах утром, я помню! — заметила Бонни. — Божий промысел, не иначе!
Элизабет в красках, потому что сохранять спокойствие ей удавалось не всегда, описала, что было дальше. И закончила своим поспешным бегством из дома вдовы Биффар.
— Бедная женщина! — вздохнула она. — Она словно сошла со страниц романа Виктора Гюго «Отверженные»! Я прочла его в мое первое лето в замке, по совету бабушки.
Жан был взволнован, но думал о своем. Рассказ племянницы разбередил в нем горечь потери.
— Нужно было и мне тогда ехать с Гийомом! — воскликнул он наконец, бледнея от сдерживаемого гнева. — Ничего бы этого не случилось. Вдвоем мы бы не дали себя в обиду ни гаврским бандитам, ни нью-йоркским!
Он протянул часы Элизабет, и она с удивлением отдернула руку.
— Храни их пока у себя! В трюме полно парней, которые не внушают мне доверия. Не хватало, чтобы их опять украли.
— Мудрое решение, — согласился Ричард. — Лисбет, если я правильно понял, на причале к твоему отцу подошел кто-то, кого он хорошо знал?
— Да! И как только я это услышала, мне все стало ясно. На самом деле папа не пошел проверить, доставлен ли с поезда наш багаж. Его позвал кто-то знакомый, про кого он и подумать не мог дурного и оказался в ловушке. И теперь, уже задним умом, я понимаю, что папа в силу своего характера не оставил бы нас с мамой одних в этой толчее перед самым отплытием.
Бонни проголодалась, а потому слушала и понемножку ела. Меню пассажирам первого класса предлагалось роскошное.
— Элизабет, а кто мог быть этим человеком? У тебя есть догадки? — спросила она, уже успев попробовать заливную рыбу, поданную на ломтиках поджаренного хлеба.
— Тут и
