Мой капитан - Жанна Раскита
Татьяна шагнула ко мне, и крепко обняла.
– Прости меня, Аннушка, – сказала она, – капитан действительно достойный мужчина. И не печалься, скоро все будет хорошо. Твое имя невозможно испачкать, ты ведь княжна Боткина.
10
На рассвете мы отправились на конюшни. Ессенский держался особняком, словно жалел о вчерашнем. Я тоже тщательно делала вид, что не было момента, когда мне отчаянно захотелось ощутить его поцелуй. Одна Татьяна внимательно наблюдала за нами своими прекрасными очами, ожидая, видимо продолжения.
– Так, я чувствую характерный запах. Мы близко, – прикрывая нос платочком, сообщил граф Михайлов.
Он не ошибся, за следующим поворотом оказались конюшни.
Перед входом, на хилой скамеечке сидел тот самый старик. Голову его венчала сегодня папаха, вся в блестящих серых завитках. Казалось, он дремал, пригретый солнышком.
Я целенаправленно двинулась к нему.
– Доброе утро.
– А, – протянул старик, не размыкая век, – Боткина, ты все же пришла… мой сын и внуки давно готовы, – дед тяжело поднялся, опираясь на корявую палку, – идем.
Я оглянулась на капитана. Тот кивнул и последовал за мной. Граф, Татьяна и гусар не торопились покидать повозку.
Старик обогнул конюшню, и мы оказались у саманного сарайчика.
– Динислам! – позвал старик.
Трухлявая дверь постройки распахнулась, и, щурясь от солнечного утра, на свет вышел седой, смуглый поджарый черноглазый мужчина, он был опрятно одет, и причесан. Чему я, признаться, удивилась. Он ведь живет не конюшне…
Меня немного насторожила двустволка, что болталась на его плече. Но когда вслед за ним вышли еще двое парней, я попятилась к капитану. Тот усмехнулся.
Молодые горцы переглянулись, заметив меня, и улыбнулись.
– Это мой сын, Динислам, – представил старик старшего, – и мои внуки – Руслан и Умар. Они покажут дорогу, и заодно завезут домой кое-какой груз…
– Мне казалось, нас поведете вы, – жалко пролопотала я, снова взглянув на мужчин.
– Не переживай, сладенькая, – усмехнулся старик, – им вы можете доверять так же, как и мне. А я слишком стар, для поездки в горы.
Я взглянула на капитана, в надежде, что он восстановит порядок, но тот лишь пожал плечами.
– Анна Петровна, раздумывать некогда, – сказал Ессенский.
– Да, – согласился с ним Динислам, – мы будем готовы к отъезду через час.
– Отлично, тогда мы поспешим собрать вещи. Вы знаете, где нас найти, – с этими словами Кирилл целенаправленно двинулся к остальным, прихватив меня за руку.
– Отец писал, что мы можем доверять только старику, – забираясь в повозку, прошептала я.
– Аня – это Кавказ. Слово старшего здесь закон. Думаю, мы в безопасности.
В его устах эти слова прозвучали как нечто не реальное. Как он может говорить об этом, когда мы в такой глуши? За тысячи верст от цивилизации?!
Собрались мы быстро, если не считать небольшого скандала с Татьяной, которая на отрез отказывалась оставить один из своих пяти (!!!) сундуков. Я отправилась почти налегке, так как на мой сундук в повозке места не хватило.
В полдень мы покинули станцию Кумскую, и отправились в южном направлении. На этот раз я носа из повозки не показывала, благо мужчины натянули тент. Меня дико смущали пристальные взгляды сыновей Динислама. Они, словно волчата, зыркали глазами, скалились во время смеха, и о чем-то громко переговаривались на своем наречии.
– Мне они не нравятся, эти проводники, – по секрету сообщила мне Таня, – они на меня так странно смотрят!
– Они впервые в жизни видят такую прелестную барышню, – улыбнулся граф Михайлов, и обнял Татьяну за плечи.
Мартынов неприлично захихикал. Он всю дорогу не выпускал из рук фляжки. Таня смерила его взглядом. Похоже, ей и дерзкий гусар не нравился.
– Однажды, – начал он, – когда я только служил первый год, меня отправили сюда, на Кавказ, по службе, – Мартынов приложился к фляжке.
Он казался невероятно бледным, должно быть раненное плечо его жутко беспокоило.
Между тем мимо нас проплывала первая гора, которую было видно еще на станции. Местные называли ее Змейкой.
Я впервые видела в своей жизни горы, и она произвела на меня неизгладимое впечатление. Гордая красавица возвышалась на равнине, а за ней уже видна Машука, Бештаю, дальше, в лучах солнца мерцает могучий Эльбрус, а левее можно рассмотреть заснеженные вершины всего Кавказского хребта..
– Так вот, – продолжал Мартынов, – Служила при нашем штабе поварихой девица одна, Оксаной назвалась. В подругах у нее была дочка одного уважаемого старца – Фатима…
– История будет долгой? – ехидно осведомилась Татьяна.
Гусар ей широко улыбнулся.
– Вы должны понимать, куда едите, барышня, – отозвался он, – ну так вот, не перебивайте. Обычай у них тут такой, странный. Невест похищать. Схватили Ксанку, вместе с Фатимой, перекинули через коней и увезли… в горы. А по обычаю, если в течение трех дней в дом отца сваты не явились, дочь считается погибшей…
– Какая дикость! – вставила Татьяна.
– Вопрос чести, – усмехнулся Мартынов, обдавая нас жуткими испарениями алкоголя, – вернулись они сами, через неделю. Едва живые. Опозоренные… Фатиму зарезал ее отец в воротах родного дома…
– А Оксана? – спросила я.
– А Оксана рассказала мне эту историю, как-то…ночью, – гусар мерзко усмехнулся.
Я все поняла и покраснела.
– Да как вы смеете рассказывать подобные вещи в моем присутствии? – возмутилась Татьяна.
– Я о вас беспокоюсь, барышни, – неожиданно серьезно сообщил гусар, – Никуда сами не ходите, и держитесь нас. Тогда вы в безопасности. Юные волчата что-то задумали.
– Вам тоже так показалось? – встрепенулся граф.
– Уверен. Уж очень часто они говорят о блондинке.
Татьяна сменилась в лице.
Я задумалась. Вот что значит позор, здесь, на Кавказе. Лучше убить дочь, чем терпеть позор.
Капитан ехал рядом с Динисламом верхом, и о чем-то с ним переговаривался.
Повозка мерно покачивалась, показывая нам прекрасные пейзажи, один, за другим. Припорошенные снегом вершины, а у обочины уже зеленеющая трава, кое-где виднеются желтые и фиолетовые цветочки.
Я прикрыла веки, и забылась не надолго.
Проснулась, когда повозка дернулась и остановилась. Уже стемнело. Вокруг стояла пугающая тишина, и прямо над нами возвышалась гора, местами покрытая деревьями и кустарником.
Граф Михайлов помог выбраться Татьяне, и подал руку мне.
– В чем дело?
– Дальше идем пешком, – сообщил капитан, и снял меня с повозки, прежде, чем я успела возмутиться.
Граф Михайлов поспешно ретировался.
Мои ноги коснулись земли, но Кирилл меня не выпускал. Я замерла и взглянула на него, не желая отступать, и панически желая сбежать.
Ессенский взял мою руку в свою.
– Аня, – выдохнул он, и вложил нечто холодное и тяжелое в мою руку, – будьте осторожны. И держитесь рядом.
Я раскрыла ладонь. У меня в руке оказался нож. Впервые, за минувший день, я реально ощутила масштаб нашей беззащитности. Мне вспомнилась мама. Ее могила осталась за много верст от меня. А я, только сейчас, кажется, осознала, что мамы больше нет. Сжимая в руке оружие.
Кирилл кивнул мне, и отошел. Я поспешно спрятала нож за пояс своей грубой юбки. Удивительно, как быстро я привыкла к этой серой, безликой одежде и тугой косе. Когда Татьяна смотрела на меня, я отчетливо могла прочесть
