Барбара Картленд - Любовь и колдовство
Красота и особое обаяние пейзажа завораживали Андре. Его мысли принимали странное направление, он удивлялся собственному спокойствию. В конце концов, его путешествие имело чисто практические цели. Зачем забивать голову восторгами по поводу экзотических прелестей природы, если сама земля в этих местах дышала невообразимыми опасностями?
Андре пробирался между деревьями, ступая по толстому ковру из ярко-изумрудного нежного мха, приглушавшего звук шагов. Вне сомнения, при хозяевах в этом месте была аллея.
» Интересно, где она кончится?«— размышлял Андре.
Вдруг, наклонившись, чтобы в глаза не хлестнула ветвь колючего куста, напоминавшего барбарис, Андре увидел невдалеке белую женскую фигуру.
Он застыл как вкопанный, сразу припомнив наказ Томаса — держаться так, чтобы не попасться на глаза посторонним. Но кто это мог быть?
Андре решил подождать, пока незнакомка приблизится.
Однако фигура застыла недвижно.
Присмотревшись, Андре догадался, что перед ним монахиня. На ней был белый наряд, очевидно, принятый на Гаити. Вместо покрывала на голове женщины был довольно высокий белый тюрбан, низко надвинутый на глаза и скрывавший волосы. Андре видел женщин в такой же одежде, деловито шагавших по улицам Порт-о-Пренса.
Итак, женщина в белом одеянии сидела на поваленном дереве в саду на плантации де Вилларе.
Движимый любопытством, Андре сделал несколько осторожных шагов и, приглядевшись, понял, что монахиня окружена птицами, без всякой опаски приблизившимися к ней.
Птицы находились в непрерывном движении: одним удавалось схватить с ладони монахини корм, и они улетали, другие старались согнать соперников и устроиться поближе к угощению.
Это необычное зрелище было полно необыкновенного очарования. Андре рассматривал экзотическую сцену, стоя неподвижно, как завороженный.
Желая разглядеть женщину получше, он решил потихоньку подобраться поближе.
Он подошел совсем близко, оставаясь невидимым за деревьями. Как раз в этот момент женщина повернулась к нему лицом, и он был поражен ее красотой.
Еще более его удивило то, что женщина была белая!
» Неужели европейская женщина может жить на землях Вилларе?«— в недоумении спросил себя Андре. , Впрочем, раз она монахиня, то, возможно» сан делает ее неприкосновенной даже для здешних злодеев — таково было единственное разумное объяснение непонятного явления, до которого додумался Андре.
Впрочем, он был уже достаточно наслышан об этой стране, где вначале белые расправлялись со своими рабами, не разбирая, на кого проливается их жестокость, не щадя ни женщин, ни стариков, а затем черные стали действовать в том же духе. Едва ли служение господу позволяло здесь надеяться на неприкосновенность.
Тем не менее женщина была вполне реальной.
«Пожалуй, она еще очень молода», — подумал Андре. Присмотревшись получше, он пришел к выводу, что в жизни не встречал такой красавицы. Дело было не только в совершенстве линий ее нежного лица, весь облик незнакомки нес на себе отпечаток особой одухотворенности, что придавало ей особую прелесть.
Вне всякого сомнения, это была женщина высокого происхождения. Подобная тонкая красота — точеный прямой нос, чистый выпуклый лоб, огромные, в половину лица глаза не допускали других предположений.
Дойдя в своих рассуждениях до этой мысли, Андре рассмеялся вслух.
Ну какие аристократы могут остаться здесь, на Гаити, не первый год опустошаемом варварами? Если уж на то пошло, горстка европейцев осталась только на севере, где теперь их теснили войска императора, да в Порт-о-Пренсе. Причем в столице жили отнюдь не аристократы, а оружейники, которых чернокожим приходилось терпеть ради их мастерства.
Тем временем птиц собиралось все больше. К птичкам с желтыми хохолками подлетали попугаи, которые, пользуясь преимуществом в размере, расталкивали мелюзгу, выхватывали добычу на лету и тут же вспархивали на ветку, чтобы проглотить лакомство.
Женщина звучно рассмеялась и воскликнула:
— Ну какие же вы грубые и жадные! Лучше уж я насыплю вам зерна на землю, чтобы вы не пугали малышей!
С этими словами она легко встала и бросила пригоршню зерен в траву, куда ринулись не только попугаи, но и более мелкие птички, нимало не пугавшиеся своих крупных соперников.
Женщина говорила на чистейшем французском языке без примеси креольского акцента.
Набрав по горсти зерна в обе ладони, она с удовольствием наблюдала за птицами.
Андре почувствовал острое желание познакомиться с этой удивительной женщиной, и он осторожно вышел из кустов.
Как он ни старался ступать потише, чтобы не напугать красивую незнакомку, птицы сразу же почувствовали его приближение и с шумом вспорхнули.
Женщина машинально повернулась, провожая взглядом улетающих и гичек, и… заметила Андре. Секунду ее лицо выражало изумление, а потом исказилось от ужаса.
Она стремительно вскочила и бросилась прочь.
— Куда вы, мадемуазель? — воскликнул Андре. — Прошу вас, останьтесь! Я не сделаю вам ничего плохого…
Но монахиня скрылась в чаще леса. Андре в растерянности стоял у поваленного дерева, глядя в ту сторону, где в последний раз мелькнули между ветвей ее белые одежды.
— Черт! Я же не хотел ее испугать, — расстроенно пробормотал он.
Но, несмотря на досаду, он отлично понимал, что, как бы ему ни хотелось поговорить с монахиней, на другую реакцию с ее стороны он рассчитывать не мог. Ведь она видела в нем, неизвестно как оказавшемся здесь мужчине, не европейца, а мулата, встреча с которым не сулила ничего хорошего.
Здесь, в глухом уединенном месте, на этом острове, где во время революции судьбы белых женщин сложились так трагично, она, конечно, испугалась подобной встречи, точнее, пришла от нее в неописуемый ужас.
Вспоминая, как прекрасна была незнакомка, когда она любовно и восторженно смотрела на птиц, Андре пообещал себе разыскать ее во что бы то ни стало.
Вдруг его осенила другая мысль. Если он видел монахиню, возможно, она здесь не одна. А если в этих местах много монахинь, то должен быть и монастырь.
Именно он и нужен Андре. Ведь дядя ясно дал понять, что сокровища спрятаны под защитой бога.
Отправляться на поиски монахини прямо сейчас было бы неразумно. Если дело касалось клада, каждый шаг следовало тщательно обдумать. К тому же Андре понимал, что должен предупредить о своих намерениях Томаса.
Итак, он вернулся домой. Спустя полчаса возвратился и Томас.
Чернокожий слуга навьючил на коня множество покупок, самой неожиданной из которых была живность: четыре курицы и петух.
Андре встретил Томаса улыбкой.
— Ты, должно быть, рассчитываешь кормить меня яичницей?
