Холт Виктория - Таинственный пруд. Том 1
Бенедикт нас покинул, и нам его очень не хватает. Такой живой молодой человек!..»
Здесь моя мать улыбнулась, поскольку, я была уверена, ей было забавно думать о том, сколь трогательно отношение тети Амарилис к Бену — плоду юношеских похождений ее супруга.
«Хотя ему понравилось у вас, мне кажется, он не слишком склонен к тому, чтобы заниматься делами управления поместьями. Питер полагает, что такая жизнь должна казаться ему скучноватой. А что ты думаешь по этому поводу? Он решил вернуться в Австралию! У него далеко идущие планы. Должно быть, ты слышала, какой шум поднялся вокруг открытия золотых месторождений в Австралии? Так вот, Бенедикт решил вернуться назад и искать золото. Он собирается вернуться сюда богатым человеком.
Питеру не очень хотелось отпускать его. В конце концов, он совсем недавно обрел его, но он решил не мешать мальчику. Он сказал, что в молодости сам непременно взялся бы за такое дело. Питер считает, что шансы сделать состояние на золотых россыпях Австралии весьма невелики, потому что основные залежи разрабатываются уже давно, но он все же полагает, что мальчику в любом случае надо позволить попытаться. Он говорит, что Бен жалел бы всю жизнь, что не воспользовался такой возможностью. Так он и уехал, и теперь мы ждем возвращения нового „золотого магната“.
Полагаю, он уже должен добраться туда. Бенедикт из тех, кто „кует железо, пока оно горячо“. Питер говорит, что мальчик напоминает его самого в молодости, а он был очень мил тогда.
Ну, ладно, не забывай нас. Мы будем рады видеть Анжелет и тебя в Лондоне. Я уверена, что это будет ей только полезно.
Любящая вас, Амарилис.»
Значит, Бен вернулся в свою страну? Наверное, это был лучший путь, чтобы забыть обо всем. Я почувствовала некоторую обиду — как будто бремя общей тайны легло только на мои плечи. Это было просто глупо: Бен должен сделать состояние и вернуться.
«И тогда, — подумала я, — мы вновь встретимся. А пока я обязана хранить нашу тайну».
В Лондон в этом году мы не поехали. Я видела, что мать беспокоится за меня. Я очень изменилась: импульсивная, словоохотливая девочка стала тихой и скрытной. Должно быть, казалось странным, что болезнь так сильно повлияла на мой характер. Временами я была на грани признания, поскольку, узнав, о случившемся со мной, родители поняли бы меня.
Но по своей натуре я была жизнерадостной и неунывающей, и постепенно периоды, в течение которых я не вспоминала о случившемся, становились все более продолжительными. А потом вдруг сновидения или еще что-нибудь напоминало мне об этом происшествии, и меня вновь охватывали воспоминания. Тогда я опять превращалась в тихую, замкнутую девочку.
Я знала, что все обеспокоены, и меня глубоко трогала забота окружающих обо мне. Например, миссис Пенлок при виде меня расстроенно цокала языком:
— Прямо-таки тростиночка, вот кем вы стали, мисс Анжела! Вам бы хоть немного мяса нарастить на косточки! Я бы могла испечь вам вкусный пирог. Вот уж от него вам бы точно полегчало!
Мне действительно очень нравились ее пироги, начиненные мясом молочных поросят, но сейчас у меня не было никакого аппетита. Она все время пыталась, по ее словам, «соблазнить меня», как будто еда была спасением от всех бед.
Вообще все были очень добры ко мне, и, когда видели, что мое настроение улучшается, так откровенно радовались этому, что я чувствовала себя просто обязанной держать при себе свою меланхолию, чтобы доставить им удовольствие.
Во всяком случае потихоньку я смирялась с существующим положением вещей. Мы были дружны с семейством Пенкарронов, которое владело оловянной шахтой, находившейся неподалеку от пустоши. Они были очень старым корнуоллским семейством, происходившим с мыса Лэндс-Энд. Там Пенкарроны владели шахтой, которая в конце концов истощилась, и тогда они приехали в наши края. Они приобрели шахту, которую стали называть Пенкарроновской, а их дом получил название Пенкаррон Мэйнор. Так как они прибыли сюда лет десять назад, то успели стать неотъемлемой частью местного общества.
Морвенна была тихой, довольно серьезной девушкой. Она очень подходила для моего настроения в то время: не задавала лишних вопросов и, хотя была на год старше, хорошо понимала меня. Она была очень добродушной и не доставляла неприятностей своей гувернантке. Мисс Дерри водила дружбу с мисс Прентис, и обе они с удовольствием обсуждали своих подопечных. Боюсь, что в этом сравнении я проигрывала.
Морвенна была крайне нетребовательной. Мы ездили вместе верхом вокруг выгона. Мать не позволяла мне уезжать далеко, разве что в сопровождении отца или по крайней мере конюха. Это мне не нравилось, но я была слишком безразличной, чтобы протестовать.
В один прекрасный день мы с матерью поехали верхом к Пенкарронам, к которым были приглашены на обед, что случалось нередко. Проезжая через городок, мать решила заглянуть к одной из старушек в Восточном Пол дери, чтобы отдать шерсть для гобелена, который собиралась выкупить, после того как работа будет закончена. Этими изделиями у нас была завалена большая кладовка: мать полагала своим долгом покупать шерсть и шелк, а затем и законченные произведения у бедных старушек.
Когда мы проезжали по городу, навстречу нам выбежал юный Джон Горт. Его Джек Горт в свое время был одним из лучших рыбаков, да и сейчас он еще частенько выходил на пристань, чтобы проследить, как его наследники и продолжатели дела собираются в море.
Юный Джон казался чем-то озабоченным.
— В чем дело? — спросила мать.
— Знаете, миледи, я хочу спросить, — запинаясь, произнес он, — насчет той лодки, что возле старого лодочного сарая. Она лежит там уже несколько лет, и никому она вроде бы не нужна… Ну, и я в общем подумал… Так если, думаю, она никому не нужна… Может, тогда, думаю…
— Она нужна тебе? — перебила мать.
— Ну так, если она вроде никому не нужна… — Можешь взять ее себе, Джон.
— Ох, спасибо вам, миледи! Он стрелой бросился бежать.
Ты знаешь, о какой старой лодке он говорил? — спросила меня мать.
— По-моему, там и в самом деле есть какая-то старая лодка.
— Ну что ж, пусть пользуется ею, — сказала мать, и мы поехали в Пенкаррон.
Грейс Гилмор иногда составляла мне компанию. Она всегда была готова оказать мне какую-нибудь услугу. Часто она становилась рядом со мной на колени с булавками во рту, подкалывая подол, ил и, заставлял а меня вставать на стул, чтобы убедиться, что юбка идеально подрублена по всей окружности. У меня всегда было такое впечатление, что я вызываю у нее особый интерес, как и она у меня.
Постепенно я начинала приходить в нормальное состояние. Мне уже доставляли наслаждение пироги с мясом, которые пекла миссис Пенлок. Мои волосы отрастали: они уже достигли плеч, так что их можно было схватывать лентой. Я уже перестала напоминать привидение: я стала чаще смеяться и погружаться в мечты, в которых я играла главные и героические роли. Я возвращалась к жизни.
