Элизабет Чедвик - Любовь не кончается: Эйлит
Испытывая угрызения совести, Рольф с неохотой опустил секиру и положил ее рядом с мечом и щитом.
— Неужели ты не мог оставить все это в оружейной, а не волочь в спальню? — возмутилась Арлетт, вынимая Жизель из люльки.
— Необходимо все тщательно проверить. Я должен убедиться, что мое оружие в порядке.
Арлетт пренебрежительно фыркнула.
— Это мог бы сделать и слуга! — Осторожно укачивая Жизель, она заглянула ей в личико. — Все хорошо, моя куколка. Мама здесь.
— Ты хочешь, чтобы я доверил собственную жизнь слуге?
Арлетт промолчала, но Рольф заметил промелькнувшую в ее серых глазах боль.
— Ты же знаешь, что я предпочитаю проверять свое оружие сам.
— Да, Рольф. Извини меня. Просто я не хотела видеть эти страшные штуки в нашей спальне… Тем более в последний вечер перед твоим уходом на войну.
— Ничего, я уже закончил.
Он снял с крючка зимнюю накидку и прикрыл ею холодно сверкающий в полутьме металл. Ему было очень не по себе оттого, что Арлетт застала его здесь как мальчишку, тайком играющего с отцовским оружием.
— Благодарю, — с облегчением выдохнула жена и начала укладывать дочь обратно в люльку.
Рольф подошел к ней и через ее плечо взглянул на Жизель. Девочка как две капли воды походила на мать: те же глубокие серые глаза мученицы, те же серебристо-медные волосы. И ни малейшего сходства с отцом! Пролепетав «мама», ребенок закрыл глаза.
Когда Рольф перевел взгляд на Арлетт, она густо покраснела. Ее маленькие груди быстро опускались и поднимались под голубой тканью платья. Накрыв ладонью один бугорок, Рольф несильно сжал пальцами едва торчащий сосок и прильнул губами к шее Арлетт, чувствуя, как бешено забился в венах пульс. Потом он обхватил ее за узкие бедра и требовательно прижал к ним свою набухшую разгоряченную плоть.
Испуганно охнув, женщина попыталась высвободиться.
— Рольф, только не сейчас. Жизель может проснуться.
— К черту Жизель, — процедил он сквозь зубы.
Тело Арлетт словно оцепенело в его руках. На мгновение им овладело безумное желание швырнуть жену на пол и овладеть ею прямо здесь, рядом с люлькой. Пожалуй, еще ни разу за семь лет брака он не смог добиться от нее хоть какого-то отклика на все, что касалось постели. Мать с детства вбила Арлетт в голову, что мужчины — это дикие похотливые животные, постоянно стремящиеся к совокуплению. И она настолько слепо уверовала в слова матери, что эта вера отложила неизгладимый отпечаток на характер и поведение. После тех редких случаев, когда ласки мужа все же находили у Арлетт что-то похожее на ответ, она непременно бросалась в исповедальню, где истово каялась в совершенном грехе.
Минутное желание насилия быстро прошло. Сдерживая чувства, Рольф взял жену за руку и подвел к постели.
Отстояв утреннюю мессу в местной церквушке, Рольф направился на прибрежный луг, где располагался лагерь, чтобы перекусить у одного из костров.
— Ты не хочешь позавтракать со мной в замке? — спросила Арлетт, в ее глазах застыло разочарование.
Рольф покачал головой.
— Я бы с удовольствием составил тебе компанию, но меня ждут дела в лагере. — Он подсластил ложь быстрым поцелуем. — Эй, Ричард, подожди минутку. — Рольф зашагал прочь, нагоняя молодого рыцаря, который, придерживая рукой эфес меча, торопливо проходил мимо. — Я хочу поговорить о твоей новой лошади.
Арлетт с тоской смотрела вслед стремительно удаляющимся Рольфу и Ричарду Фицскробу, одному из рыцарей, сопровождавших табун в Сен-Валери. Ее губы еще горели от поцелуя. На фоне мрачно-серого сентябрьского неба рыжие волосы Рольфа будто полыхали огнем. Арлетт слышала, как муж смеялся, видела, как он дружески похлопывал по плечу спутника. Он двигался широкими, размашистыми шагами. Сверкнув желтой подкладкой, голубая накидка на миг взмыла в воздух, когда Рольф вскочил в седло и вслед за Фицскробом поскакал к реке.
С тех пор как герцог Вильгельм вознамерился отвоевать английскую корону у Гарольда Годвинсона, в Рольфа словно демон вселился. Неделями напролет он пропадал на ярмарках, осматривая и скупая лошадей, а затем готовя их к морскому путешествию. Уже пять месяцев в его жизни не было места ни для чего другого.
Арлетт чувствовала себя несчастной и беспомощной: чем больше она старалась удержать мужа рядом, тем дальше он ускользал от нее. Да, Рольф называл ее своим «якорем», но теперь она с тяжелым сердцем наблюдала, как он все чаще покидает свою «гавань». Во время особенно длительных отлучек ей начинало казаться, что он не вернется никогда.
Мысленно вернувшись к прошедшей ночи, Арлетт вспомнила о тех робких проблесках удовольствия, которые она испытала от близости. Священники и мать приучили ее относиться к таким ощущениям как к дьявольским козням. И в те ночи, когда ее тело все же отрешалось от власти воли и разума, Арлетт сжимала губы или закрывала рот рукой, чтобы не выпустить наружу рвущийся из груди крик удовольствия. Так было и этой ночью. Даже сейчас, вспомнив об этом, она ощутила желание, загоревшееся в недрах ее грешного тела, а потому, противясь голосу плоти, поджала губы и ускорила шаг.
В дверях она столкнулась с двумя оруженосцами, выносящими амуницию Рольфа. Один из них, совсем еще юноша, повесил меч хозяина за спину, а в руках нес копье и датскую секиру.
Арлетт сочла эту встречу дурным предзнаменованием. Солнечный свет, игравший на клинке секиры, на мгновение ослепил ее.
Оруженосец попятился, уступая дорогу хозяйке, и, поравнявшись с ним, она словно бы ощутила, как отточенное острие секиры коснулось ее шеи.
В зале, расположившись у камина, Берта кормила грудью Жизель… Рядом сидела ее прабабка Ранильда… Никто не помнил, сколько старухе лет, но поговаривали, что видела она, по меньшей мере, восемьдесят зим. Одно время она слыла лучшей повитухой в округе, но лет пять назад распухшие суставы и старческая слабость заставили ее уйти на покой. Почтенный возраст не мешал Ранильде сохранять ясный и острый, как лезвие ножа, ум. Жители окрестных деревень до сих пор приходили к ней за советами и целебными настойками на травах. Кроме того, старуха умела читать руны. В другое время Арлетт и не подумала бы обращаться к Ранильде, ибо это противоречило всем учениям церкви, но сейчас они не имели для нее никакого значения.
Приблизившись к огню, Арлетт остановилась перед старухой.
— Я хочу узнать, что скажут для меня руны, — без лишних пояснений потребовала она.
Ранильда продолжала жевать кусочек смолы. Ее сморщенная кожа напоминала дубовую кору, глубоко посаженные глаза походили на маленькие пещеры, образовавшиеся в старой, выветренной каменной стене.
