Ферн Майклз - Валентина
Боль пронзила девушку, сжавшуюся в ожидании очередного удара. Она упрямо прикусила губу, не желая кричать.
Беренгария снова подала знак, и Тарса во второй раз опустила плеть на свою жертву.
Валентина вжалась в стену, но не издала ни звука.
Черные глаза Тарсы встретились с глазами Беренгарии. Королева тяжело дышала, словно плеть опускалась на ее тело, и кипрская принцесса поняла, что это означает: Беренгария наслаждалась новизной ощущений. Она приоткрыла влажные губы и прикрыла томные глаза.
Внимательно наблюдая за Беренгарией, Тарса в третий раз изо всех сил хлестнула Валентину. Тело девушки судорожно дернулось от боли, колени подогнулись, и она тяжело повисла, привязанная за руки к канделябру. Плеть, похожая на змею, снова со свистом рассекла воздух и вгрызлась в плоть жертвы. Но придворная дама все так же молчала, ни единого стона не сорвалось с ее губ.
Беренгария опиралась о спинку стула, она учащенно дышала, бедра слегка колыхались, подчиняясь внутреннему ритму, сотрясавшему тело. Чувственность королевы нашла отклик и в душе Тарсы. Возбуждение заставило ее опять нанести удар по безжизненному телу Валентины. Свист плети бесконечно долго наполнял комнату, плеть жалила и жалила окровавленную спину. Жертва не сопротивлялась: Валентина покорно висела на вытянутых руках.
Тарса встревожилась и вопросительно глянула на королеву. Беренгария вцепилась в спинку стула, косточки пальцев побелели. Волны дрожи одна за другой сотрясали ее, пока, обессилев, она не упала на колени.
Принцесса снова занесла для удара руку, ее глаза дико сверкали, кровь кипела в жилах.
– Нет! – крикнула Беренгария. – Не надо больше! Достаточно!
Тарса застыла с поднятой рукой.
– Моя королева приказала дать двадцать плетей. Двадцать эта тварь и получит!
Плеть снова опустилась на спину несчастной.
– Достаточно, я сказала! Приказываю тебе немедленно остановиться! – голос Беренгарии звенел от ужаса содеянного.
Валентина вела себя так тихо, что это пугало. Нетрудно скрыть, что королева употребила свою власть и приказала высечь придворную даму, но убийство вряд ли легко сойдет с рук даже королеве.
– Прекрати! Иначе ты ее сейчас запорешь до смерти!
– Я содрала бы кожу с ее спины за каждый презрительный взгляд, брошенный в мою сторону, – выкрикнула Тарса. – Прошу, Ваше Величество, позвольте мне закончить порку, чтобы отучить провинившуюся выказывать пренебрежение к тем, кто лучше нее!
– Нет, Тарса, – Беренгария опустила мягкую ладонь на смуглую руку принцессы. – Я не хочу ее убивать. Будем считать, что урок она получила. Отвяжи Валентину и позови Сину.
Тарса повиновалась, черные глаза сверкали неутоленной ненавистью.
– В следующий раз, высокочтимая леди, – пробормотала она, разрезая пояс украшенным драгоценными камнями кинжалом, который всегда носила при себе, – в следующий раз я вас убью.
Старая Сина вскрикнула от ужаса, увидев, в каком состоянии Валентина. Тарса швырнула избитую девушку на диван лицом вниз. Длинные кровоточащие рубцы покрывали хрупкую спину.
– Что ты наделала? – возмущенно накинулась Сина на Беренгарию, пользуясь правом кормилицы бранить свою воспитанницу.
– Валентина заслужила это наказание, – ответила Беренгария. – Я убедилась в коварном обмане, прежде чем решилась наказать ее. Как королева, я могла бы иметь и меньше причин, чтобы приказать ее высечь.
– Глупая девчонка! – вознегодовала Сина. – Ты позволила этой язычнице заставить тебя отвернуться от самой преданной из подруг, какая только когда-либо у тебя была!
Острые голубые глаза Сины пронизывали кипрскую принцессу.
– Поостерегись! – посоветовала старая женщина сумасбродной королеве. – Посмотри, кожа этой дикарки блестит от пота, вызванного похотью! Что ты нашла в этой черномазой? Темные волосы у нее на руках и над верхней губой наводят меня на мысль об обезьяне!
– Об обезьяне? Ах ты, старая ведьма! Да я тебе глаза сейчас выцарапаю! – завопила Тарса, кидаясь на Сину.
Беренгария бросилась разнимать дерущихся.
– Прекратите, говорю я вам, и немедленно! Убирайтесь вон из моих покоев! – приказала она и добавила, кивнув в сторону Валентины: – И заберите с собой эту падаль! Живо!
Тарса бросила на Валентину взгляд, полный ненависти. Сина же прижала безжизненную девушку к своей груди, сокрушенно прищелкивая языком и нашептывая ласковые слова.
– Заткнись, старуха! Отнеси Валентину в ее комнату и там продолжай свою воркотню! Даже когда мы были детьми, ты всегда отдавала ей предпочтение! Ты всегда считала, что она красивее, умнее, искуснее в рукоделии! Признайся, ворона, ты всегда любила ее больше! – от жалости к самой себе в глазах Беренгарии появились слезы.
– Нет! Я всегда лучше относилась к той, кого вскормила грудью. По-моему, Валентина не отличается ни красотой, ни умом, но следует признать, характер у нее мягче. А ты предпочла давней дружбе кипрскую обезьяну с женскими грудями!
Тарса зашипела и снова приготовилась напасть, красными острыми ногтями нацелившись в лицо старухи.
– Проклятая ведьма! – процедила она, ощерив зубы, как дикий зверь.
– Хватит! – приказала Беренгария. – Лучше помоги Сине дотащить мою придворную даму до ее комнаты. Давай!
Тарса метнула на Беренгарию предостерегающий взгляд. Было ясно, принцесса затаила злобу.
Валентину где пронесли, где протащили по каменной винтовой лестнице и положили на кровать. Тарса вытерла ладони о платье, словно их испачкала.
– Убирайся! – бранилась Сина. – Если ты еще когда-нибудь хоть пальцем прикоснешься к этой девушке, королю Ричарду станет известно, что случилось сегодня вечером, я уж о том позабочусь, и вряд ли ему понравится подобное обхождение со знатной дамой. Убирайся!
Тарса сделала угрожающее движение в сторону служанки, и та отступила. Одарив старуху зловещей улыбкой, принцесса выскочила за дверь. Гортанный смех гулко прозвучал отвратительным воплем среди голых каменных стен, укрепив Сину в ее мнении насчет «черной обезьяны».
Брызнув на Валентину холодной водой из кувшина, старуха привела девушку в чувство и принялась лечить несчастной окровавленную спину. Она хлопотала и квохтала, бегая вокруг, словно наседка, в то время как Валентина всхлипывала от ее осторожных прикосновений.
– Пройдет немало дней, прежде чем ты оправишься, цыпленочек. Я уж достану для тебя какое-нибудь снадобье, чтобы облегчить твою боль и навеять сон. Отдыхай же пока!
Измученная девушка заснула. Слабые болезненные вскрики изредка вырывались у нее из груди, ей чудились во сне сильные руки, обнимавшие стан, и темные глаза, насмешливо ловившие ее взор.
