Элизабет Чедвик - Девственный огонь
— Не надо, любовь моя, — опираясь на локоть, он свободной рукой снова раздвинул их.
Затем опять скользнул в нее, и Джессика задохнулась от новых ощущений: что-то горячее и твердое медленно двигалось в ней. Казалось, Тревис заводит ее, как музыкальную шкатулку, — туго, еще туже. «Он сломает во мне пружину», — подумала Джессика, и, чувствуя, как что-то огромное поднимается в ней, ногтями впилась в его спину, чтобы не взорваться. Она слышала его прерывистое дыхание, сама умоляла о чем-то.
— Сейчас, скоро, любовь моя, — пообещал он, и ее тело пронзили тысячи крошечных сверкающих молний неземного восторга. Секундой позже Тревис содрогнулся глубоко внутри ее и выдохнул: «О, Джесс!». Еще какое-то время он был в ней, пока их дыхание не успокоилось, затем немного отодвинулся и заключил ее в объятия.
— Тебе все еще страшно? — его голос звучал тепло и ласково.
Джессика покачала головой.
— Тогда будем спать, — пробормотал он, крепко прижимая ее к себе.
Он уснул почти сразу. Джессика еще довольно долго лежала в полудреме, чувствуя исходящее от него тепло. Сквозь полуопущенные веки она разглядывала его обнаженное сильное тело, облитое лунным светом. Интересно, что подумает горничная, когда утром, войдя в комнату, обнаружит их голыми? Затем и она уснула, утомленная всей той радостью, пережитой за этот день.
Как и каждое утро своей жизни, Тревис проснулся на рассвете. Это утро отличалось тем, что рядом с ним спала его жена. Он взглянул на Джессику и подумал, какой темной лошадкой она оказалась — такая неожиданно страстная, любящая его больше, чем он заслуживает. Возможно, Пенелопа Грисхем, сама того не подозревая, начала уже расплачиваться за зло, причиненное ему семнадцать лет назад. Она отдала ему свою дочь. Улыбаясь этим мыслям, он наклонился и поцеловал жену. От прикосновения его губ к своему плечу Джессика проснулась.
Сам чувствуя удовольствие от этого прикосновения, он улыбнулся, потормошил ее и со словами: «У меня есть свадебный подарок для тебя», — как был, нагишом, спрыгнул с кровати и подошел к туалетному столику орехового дерева с большим зеркалом на нем.
С помощью зеркала Джессика смогла увидеть своего мужа одновременно спереди и сзади. Его мужские достоинства сейчас выглядели менее устрашающе, чем вчера вечером, но все тело было сильным и мускулистым, с завитками жестких черных волос, гладкой, атласной, смуглой кожей. Даже прохладным ранним утром вид Тревиса, с которым она была близка ночью, привел ее в такое замешательство, что она в целях самозащиты стыдливо укрылась простыней до самого подбородка.
— Дай руку, — потребовал он, вернувшись в постель.
Джессика тяжело вздохнула и не шелохнулась. Тогда он сделал вид, что хочет сдернуть простыню, и Джессика испуганно протянула ему руку. Тревис тихо засмеялся, открыл голубую кожаную коробку, выстланную кремовым шелком, и достал оттуда браслет с чудесными голубыми камнями. Он приподнял ее руку, покрыл поцелуями и застегнул браслет.
— Какая красота! — задохнулась она. — Это же сапфиры! — У нее никогда не было такого чудесного украшения.
— Теперь вторую.
Джессика отвела взгляд от браслета и положила другую руку на простынь. Тревис взял правую руку и, под ее пристальным взглядом, расцеловал каждый пальчик. Затем на ее палец скользнуло прекрасное сапфировое кольцо. Положив руку на простынь, он языком нежно коснулся мочки уха. Джессика затаила дыхание, а Тревис уже вдел сапфировую сережку в мочку, которую поцеловал, а затем поцеловал и украсил второе ухо.
— Теперь для твоих волос, — пробормотал он, вынимая из коробки ажурный золотой гребень с сапфирами. Он приподнял ей голову, собрал волосы с плеч и, заколов их гребнем, нежно поцеловал затылок.
— А теперь самое лучшее, — прошептал он, достав ожерелье и обвив его вокруг шеи так, что тяжелый медальон оказался между ее сосками, Наклонившись, он губами коснулся груди.
От этого прикосновения Джессику бросило в жар, она с внезапным страхом поняла, что лежит совершенно обнаженная перед Тревисом, а он, прижав ее запястья к постели, любуется работой своих рук. Она смущенно попыталась высвободиться.
— Полежи так, любовь моя, — попросил он. — Я имею право на награду.
Джессика затихла и лежала не шевелясь.
— Я правильно запомнил цвет твоих глаз, — он склонился, все еще прижимая ее запястья к простыне, и, пробормотав: «Теперь у меня есть ты вся», начал медленно и страстно целовать ее тугие розовые соски.
Ей хотелось застонать от расстройства, но она не успела этого сделать, как его губы закрыли ей рот. И вот она уже снова почувствовала его жаркое дыхание на своей груди и застонала от удовольствия. Вся ее кожа горела. Внутри себя она ощутила пульсирующие, необъяснимо сладкие толчки, гораздо более сильные, чем вчера вечером, и в панике поняла, что не может контролировать свое тело. Тревис наблюдал за ней и двигался так, чтобы доставить ей удовольствие.
— Обхвати меня ногами, — негромко, но настойчиво посоветовал он, еще глубже входя в нее.
Она подчинилась, и Тревис с довольным рычанием снова вошел в нее, приподняв ей ягодицы, чтобы слиться еще теснее, лаская ее, двигаясь в ней так, что она не смогла сдержать все возрастающего возбуждения, которое вскоре взорвалось, наполнив ее огромной радостью и неземным наслаждением.
Когда все закончилось и он повернулся на спину все еще прерывисто дыша, Джессика закрыла глаза, боясь встретиться взглядом с Тревисом. Она не думала, что опять так будет себя вести! Ей казалось, что после всего она никогда не сможет быть такой, как прежде, никогда не сможет жить нормальной жизнью. Его украшения, холодные и тяжелые, давили на нее, как и его твердое горячее тело несколько минут назад. Свадебный подарок! У нее тоже был подарок для него. Она должна встряхнуться и вручить ему свой подарок.
— У меня тоже есть подарок для тебя, — испуганно сказала она. — Правда, он не такой шикарный, но…
— Джесс, — расслабленно прервал он, повернувшись и глядя на нее, — ты уже вручила мне прекрасный подарок.
— Я?
— Да, — он нежно провел пальцем по ее губам. — Для меня большое счастье заниматься любовью с тобой.
Пораженная, вспомнив все предостережения Пенелопы, Джессика расплакалась.
— Джесс, черт возьми, — он крепко прижал ее к груди, — что случилось?
— Мое… мое поведение было… было…
— Каким?
— Непристойным! — она рыдала и ненавидела себя.
— В каком смысле? — требовательно спросил Тревис.
— В… потому что я… вчера вечером… и сегодня утром…
— А-а, — он ласково обнял ее за шею. — Джесс, кто вбил тебе в голову такие мысли? Не иначе как Пенелопа?
