Алисса Джонсон - Леди-наследница
И, только убедившись, что хоть немного восстановил самообладание, он снова повернулся лицом к Уиннифред.
Она сидела на его кровати, и он только сейчас заметил, что Уиннифред одета в кремовую ночную рубашку и халат, которые он сам покупал. Цвет напомнил ему ее кожу. Сейчас кожа была бледной, резко контрастируя с россыпью веснушек на носу и скулах. В широко открытых глазах плещутся беспокойство и тревога, с упавшим сердцем осознал Гидеон. Он напугал ее.
— Я… — Недовольный тем, что голос его прозвучал сипло и надтреснуто, он прокашлялся и начал снова: — Я напугал вас. Прошу прощения.
Она покачала головой и мягко заговорила:
— Я испугалась не вас, Гидеон. Я только испугалась за вас, когда услышала, как вы кричите. Вы… вы нездоровы, да?
— Да нет, я не болен. Я… — Он осекся, не зная, что сказать. И остановился на благословенно земном деле застегивания рубашки. — Почему вы не в постели?
Уиннифред встала, по-прежнему не сводя с него внимательного взгляда.
— Мне захотелось выпить молока. Я проходила мимо вашей двери и услышала…
— Вам следовало позвать служанку.
— О! Если вы предпочитаете, чтоб пришла служанка, я могу разбудить Бесс и послать ее к вам, и…
— Нет, за молоком… — Он покачал головой, злясь на себя и на ситуацию. — Не важно. Я бы хотел побыть один, Уиннифред.
— Ох да, конечно. — Она заколебалась, повернулась, чтобы уйти, потом снова обернулась, нервно теребя руками пояс халата. — Иногда, если меня что-то тревожит, мне помогает разговор с Лилли. Если вы хотите рассказать мне о своем сне…
— Не хочу.
Голос его был отрывистым, но Гидеон ничего не мог поделать. Желание принять то, что она предлагала, рассказать ей все, буквально переполняло его. Ощущение было новым для него — он никогда прежде не испытывал соблазна поведать кому-нибудь о своих снах, даже брату, — и почувствовал себя трусом. Сам сон и причина этого сна — это его бремя. Он это бремя заслужил и будет носить его в одиночку.
— Я не желаю это обсуждать.
— Если вы уверены…
— Уверен. — «Бога ради, уходи же». — Спокойной ночи, Уиннифред.
— Да, хорошо. — Она слабо улыбнулась ему. — Спокойной ночи, Гидеон.
Она снова повернулась и быстро выскользнула, щелкнув дверью. После этого он еще долго стоял не шевелясь, уставившись в одну точку. Это было бы так просто, вначале подумал он, так просто позвать ее назад.
Он с минуту раздумывал над этим, пока не удостоверился, что она уже не услышит его голоса, если он сдастся и окликнет ее.
Потом он подумал, как легко было бы выскользнуть из комнаты и догнать ее в коридоре, пока она еще не ушла к себе.
Минуты шли, и он начал представлять, каково было бы бесшумно пройти по дому и тихонько постучаться к ней в дверь. Она бы впустила его, ни на секунду не задумавшись о том, что это неприлично. Она ведь не думала о неприличии, когда пришла к нему в комнату, не так ли?
Теперь он представлял, как она закрыла бы дверь, мягкую постель, на которой они сидели бы, пока он рассказывал бы ей о своих ночных кошмарах. Он подумал о том, какой понимающей она была бы, какой сострадающей. Как легко ему было бы эгоистично обернуть это сострадание себе на пользу. Как это прекрасно, как успокаивающе для мужчины забыться в объятиях женщины… С Уиннифред это было бы нечто большее. А больше он не имеет права взять, как и не в состоянии дать.
И все же он продолжал неподвижно стоять и мучить себя запретными образами. Трудно сказать, как долго он позволял буйствовать своему воображению и сколько бы еще это продолжалось, если б не послышался тихий стук в дверь.
Уиннифред.
Ему стоило бы догадаться, что она не примет ответа «нет». Стоило бы понять, что ее упрямство и врожденное желание защищать не позволят ей отступить.
Он сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, и пошел открывать дверь, приготовившись отослать ее снова.
Но Уиннифред там не было. Зато на пороге стоял поднос с кусочком гренка, чашкой шоколада и запиской.
«Дорогой Гидеон! Лилли настаивает, чтобы я съедала гренок всякий раз, когда мне нездоровится. Я же, однако, предпочитаю шоколад. Очень надеюсь, что они помогут ивам.
Искренне ваша
Уиннифред».
Почерк у нее, заметил он, отвратительный. Он наклонился, взял поднос и поставил его на стол. Взяв чашку, встал перед окном, устремив взгляд в темноту, и выпил весь шоколад Уиннифред до капли.
Заблудившийся в тумане своих мыслей он и не сознавал, что его губы изогнулись в едва заметной улыбке.
Глава 8
На следующее утро Уиннифред проснулась с тяжелым сердцем и неспокойной душой. Почти всю ночь она пролежала без сна, снова и снова вспоминая страх, который увидела в глазах Гидеона, когда он очнулся от своего ночного кошмара, и страдание, которое заметила после.
Ей больно было думать о нем, одиноком и страдающем. И не один раз она представляла, как возвращается к его покоям, стучит в дверь до тех пор, пока ей не разрешат войти, а потом… Потом ей вспоминалось, какой мучительно безуспешной оказалась ее первая попытка утешить, и решимость попытаться еще пропадала.
Она просто понятия не имела, как помочь.
В те немногие разы, когда Лилли бывала не в настроении, Уиннифред легко и вполне естественно предлагала подруге что-то такое, что вновь вызывало у нее улыбку. Лилли любит полевые цветы, чай с медом, импровизированный и хорошо исполненный лимерик, предпочтительно вольного (не путать с вульгарным) характера.
Но Уиннифред не знает, что может заставить улыбнуться такого мужчину, как Гидеон.
Сейчас, в свете раннего утра, она терзалась сомнениями, не был ли ее подарок к виде гренка и шоколада слишком уж детским, не поступила ли она, словно маленькая девочка, предлагающая свою любимую игрушку взрослому, дабы смягчить его горе.
Поморщившись, она скатилась с кровати и оделась без помощи служанки. Было еще рано, и ей хотелось уединения, долгой прогулки с Клер. Хотелось, чтобы хотя бы на несколько часов все вновь стало простым.
Клер она нашла в конюшне крепко спящей на огромной куче свежего сена. Уиннифред ощутила легкий укол сожаления, что кто-то другой снабдил ее товарища такой замечательной кроватью. И все же приятно было видеть, что за Клер так хорошо ухаживают. Она скрестила руки на верхней перекладине и положила подбородок на запястье.
— Посмотрите на нее, — тихо проговорила она. — Принцесса, да и только… Но спит прямо на своей еде, неряха.
Клер подняла голову, два раза моргнула и тут же уснула снова.
