Луиза Аллен - Лорд и своевольная модистка
— Мисс Латам!
Она вздрогнула.
— Да, милорд?
— Вы не хотите прогуляться по Длинной галерее?
— Не скрою, я с удовольствием прогуляюсь перед сном. — Она встала, но тут же замялась. Как же повежливее отказаться от прогулки? — Но вам нужно отдохнуть, милорд. Вы бы лучше…
Он сунул руку между пуговицами фрака. За ужином он снял перевязь, и теперь плечо разболелось.
— Что-то кольнуло, — солгал Маркус.
Губы Нелл поджались в недоверчивой гримасе, но она подала ему руку и позволила увести себя к двери.
— Дом замечательный, — заметила она, начиная светскую беседу. Они поднялись на один пролет. — В тюдоровском стиле?
— В основном. Дом построил мой предок, первый виконт. Землю и титул он получил в дар от Генриха Восьмого — легенда гласит, будто его осыпали милостями в обмен на то, что он женился на бывшей любовнице монарха, когда сам он ухаживал за Джейн Сеймур. Кроме того, он, если верить слухам, взял ее с ребенком.
Нелл смерила его оценивающим взглядом, словно сравнивая с внешностью великого и ужасного монарха.
— Бедняжка! Надеюсь, ваш предок ей хоть немного нравился.
Маркус полушутя заметил:
— Значит, королю-изменнику вы совсем не сочувствуете?
Нелл споткнулась на верхней ступеньке; ему пришлось поддержать ее, чтобы она не упала. Прикоснувшись к ней, он снова испытал прилив жара и, желая остыть, заставил себя подумать: что все-таки она не в его вкусе — слишком худая.
— По-моему, он получал, что хотел, — ответила она, дрожа всем телом. Он почувствовал это, потому что по-прежнему поддерживал ее за предплечье. — У него была вся власть — в отличие от несчастных женщин, которых он затаскивал в свою в постель.
— Тем не менее при моем отце вы оправдывали изменника?
— Все люди разные, и каждый случай уникален. Огульно осуждать жестоко! — Она раскраснелась, голос ее зазвенел.
— Значит, вам о таких случаях известно не понаслышке? — Маркус не собирался отступать.
— О чем известно — об измене? Вы предполагаете, что я была чьей-то любовницей? — Нелл вырвалась, понимая, что позволила его пальцам слишком задержаться на своем плече. Какая она дура — вообразила, будто он оставит ее в покое! Теперь она презирала себя за глупость. — Может, думаете, будто я живу с Салтертоном? — При одной мысли о прикосновении смуглого, гибкого и зловещего незнакомца ее передернуло.
— Вы не были рождены для той жизни, какую ведете сейчас, — заметил Маркус, не сводя с нее проницательного взгляда.
— Ну и что же? Жалеете меня? — вскинулась Нелл. — Из-за того, что я принесла пакет, вы считаете себя вправе усомниться в моей нравственности и задавать мне нескромные вопросы? Так вот… Вы ничем не лучше Генриха Восьмого — такой же властный, надменный и так же любите наводить страх на женщин!
— Ради спасения своих близких я готов на все, — без выражения ответил Маркус, багровея от гнева. — Рано или поздно я заставлю вас сказать то, что хочу узнать!
— Интересно, каким образом? Раздробите мне пальцы в тисках? — Нелл рывком толкнула ближайшую дверь и перешагнула через порог. — А может, посадите в темницу? Здесь наверняка имеется темница — раз есть надзиратели. Они следуют за мной по пятам всякий раз, когда я куда-то иду одна.
— Лакеи получили приказ охранять вас. Весьма сожалею, но темницы здесь нет. — Ей показалось, что Маркус сожалеет об отсутствии в поместье темницы вполне искренне.
— Не сомневаюсь, что сожа… Ах! — Нелл увидела Длинную галерею. Слева тянулись окна, выходящие в темный ночной сад, а справа — портреты, висящие на уровне глаз. Симметрию нарушали газовые рожки и резной каменный камин. Забыв о споре, она смотрела на портреты как зачарованная, во все глаза.
— Давайте объявим временное перемирие и посмотрим картины, — предложил Маркус. Он не попытался взять ее под руку, но медленно зашагал вперед, давая пояснения на ходу. — Вот первый граф — зануда, но умел подольститься к королеве Анне. Вот жена того самого первого тюдоровского виконта со своим старшим сыном.
— Он совсем не похож на Генриха Восьмого, — заметила Нелл.
— Все младенцы похожи на Генриха Восьмого, — возразил Маркус. — А здесь портреты начала восемнадцатого века. — Нелл послушно осмотрела целый ряд мрачных джентльменов в величественных сюртуках и еще более величественных париках; рядом располагались портреты их жен — пожалуй, излишне пышногрудых.
— Мой отец. — Маркус остановился у портрета в полный рост. На портрете был изображен молодой человек на фоне парка, который вел в поводу жеребца. В отдалении виднелся дом. Нелл заметила, что в молодости лорд Нарборо отличался поразительной красотой.
— Вы очень похожи на отца, — заметила она, переходя к следующему портрету, не добавив, однако, что молодой граф, изображенный на нем, выглядел так, словно ему все на свете безразлично, тогда как человек рядом с ней явно обуреваем страстями, между бровями его залегали две глубокие складки, когда он хмурился. А хмурился он часто, в основном, как ей показалось, из-за нее.
— Спасибо, но вы мне льстите. Цвет лица у меня действительно такой же, — согласился Маркус. — А там, в конце, мы все вместе. — На семейном портрете художник изобразил молодую супружескую пару. Жена держала на руках младенца — должно быть, Верити. Маленькие мальчик и девочка — видимо, Онория и Хэл — играли со щенком. К подлокотнику материнского кресла прислонился серьезный, насупленный мальчик. Значит, хмурился даже в отроческом возрасте!
— Замечательный семейный портрет, — вежливо похвалила Нелл и смутно вспомнила, что когда-то они тоже вот так позировали всей семьей. Ее подкупили сладостями и посадили к маме на колени…
Где он теперь, тот портрет?
— В девяносто четвертом. Мне было девять лет. Вскоре после этого отец… заболел.
За год до того, как повесили папу. О нем ли лорд Нарборо начал говорить за ужином? Неужели из-за супружеской неверности лорд Нарборо в свое время отказался помочь другу, хотя над его жизнью нависла угроза? А может, на его решение повлияло что-то еще? Нелл решила прочесть все письма и дневник. Она уже открыла ящик Пандоры… Ей вдруг стало больно, и она чуть не упала.
— В чем дело, Нелл? — Должно быть, что-то отразилось на ее лице, когда она отвернулась от счастливой семейной группы, сидящей в залитом солнцем саду. Маркус снова протянул ей руку.
— Вы знаете, кто вы, не так ли? — сказала она, невольно выдавая замешательство и смущение.
— Разумеется! — озадаченно ответил Маркус. Естественно! Он всегда знал, кто он такой. Неуверенность в собственном происхождении или цели в жизни никогда не колебала мира Маркуса Карлоу. — А вы разве нет?
