Жюльетта Бенцони - Узник в маске
— Его ждет суровое наказание?
— Разве он не покинул свой пост? Ему оказали доверие, а он… Да еще расстался с плащом, чтобы его отсутствие было обнаружено не сразу! Он познакомится с военной тюрьмой, а дальше я позабочусь, чтобы он вернулся в семью мушкетеров. Вообще-то он хороший солдат, храбрец! Я за него заступлюсь, так и быть. Но пусть знает, что его спасительница — вы.
На следующий день Сильви получила от Сен-Мара записку:
«Я знаю, госпожа герцогиня, как вы старались ради меня. Знаю, что спасением своей жизни и чести я обязан вам одной. Отныне то и другое принадлежит только вам. Можете распорядиться ими, когда вам потребуется…»
— Бедный юноша! — прошептала Сильви, поднося его письмо к пламени свечи. — На что мне его жизнь, не говоря о чести? Быстрее бы обо всем этом забыть!
Но Персеваль схватил листок, уже начавший обугливаться, и загасил огонь каблуком.
— Такие письма не уничтожают, Сильви. Их, напротив, бережно хранят. Ведь вы не знаете, что сулит будущее вам и ему.
— Что ж, сохраните его, если желаете, — сказала Сильви со вздохом. — А мне пора наряжать инфанту к свадебной мессе.
По прошествии нескольких часов Мария-Терезия, выглядевшая восхитительной в первом своем французском туалете — платье из белого атласа, усеянном лилиями, с длинным шлейфом из пурпурного бархата, прикрепленным к плечам, — направилась к церкви. Посередине шлейф поддерживали младшие сестры Мадемуазель, а край несла принцесса де Кариньяно. Для того, чтобы на густых волосах новобрачной, вымытых с необыкновенной тщательностью, удержалась корона, потребовались усилия двух дам и парикмахера.
Под приветственные крики и оглушительный колокольный звон пешая процессия приближалась к церкви, не обращая внимания на безжалостное солнце, от которого не спасали разноцветные зонтики. Первым шествовал принц де Конде, за ним ковылял Мазарини во внушительной пурпурной мантии, с унизанными драгоценными кольцами пальцами. Третьим вышагивал король в золотом камзоле с черным кружевом, без единого лишнего украшения. За ним шла новобрачная; справа ее охранял Месье, слева — господин де Бернавиль, определенный ей в рыцари. За этой троицей семенила счастливая королева-мать, а за ней — Мадемуазель, прикрывшая свои бесчисленные жемчуга черной вуалью. Шлейфы всех этих дам, хоть и уступали по глине шлейфу новобрачной, все же создавали неудобство в прекрасной церкви со скульптурным позолоченным алтарем, где звучал великолепный хор местных певчих, заполнивших все три ряда высоких галерей.
Сильви, помнившая, каким было супружество Людовика XIII и Анны Австрийской, от чистого сердца молила юга, чтобы эта молодая пара обрела счастье, которого определенно заслуживала, но которое так редко доводится познать венценосным особам. Улыбка Людовика, глядевшего на свою молодую жену, а главное, ее взгляд, уже светившийся неугасимой любовью, позволяли надеяться на лучшее.
Анна Австрийская тоже не могла пожаловаться на память. Изо всех сил хлопоча ради того, чтобы ее сын был счастливее своих родителей, она с наступлением вечера, заботясь о ранимой стыдливости Марии-Терезии, без колебаний нарушила традиции и, задернув занавеску у постели только что улегшейся пары, попросила всех собравшихся удалиться.
— Вы думаете, они будут счастливы? — спросила Сильви у госпожи де Навай под конец вечера.
— На сей счет у меня есть сомнения. Прошел слух, будто, возвращаясь в Париж, король собирается заехать в Бруаж, куда Мазарини сослал свою племянницу Марию, под предлогом посещения порта Ла-Рошель. Не ускользнули от меня и взгляды, которые он бросал на одну из фрейлин. Потребуется удвоенная бдительность…
— Или старания, чтобы королева не разонравилась своему мужу.
— Сдается мне, этого будет куда труднее достичь. Ночь была звездной, с моря дул приятный ветерок. Женщины решили продлить приятную прогулку.
3. ПОДАРОК КОРОЛЕВЕ
Встреча Сильви и Франсуа произошла в Фонтенбло, в момент, когда она меньше всего этого ожидала.
Прежде чем показать королеву Парижу и въехать туда со всей пышностью, Людовик XIV решил провести несколько дней во дворце, который особенно любил. Минуло больше года с тех пор, как королевский двор покинул столицу и путешествовал по Провансу и Стране Басков, что делало возвращение еще приятнее.
Сильви тоже любила Фонтенбло, где неоднократно бывала при прежнем властителе, и отдавала должное огромному лесу и дворцовым зданиям — не таким высоким, как в Сен-Жермене, и не таким суровым, как Лувр. В этом дворце снова поселился двор после волнений Фронды. Там же обосновался и кардинал, занимавший много покоев. Сильви свято хранила воспоминания о своей первой встрече с Ришелье, начавшие ее со временем забавлять. Перебирая мысленно картины прошлого, она спустилась ранним утром в сад, чтобы насладиться свежестью розария и еще раз проделать путь, который когда-то, в возрасте 15 лет, так повлиял на ее дальнейшую жизнь. Ведь именно тогда она повстречала не только грозного кардинала, но и того, кому суждено было стать ее мужем и кто в тот день сопровождал безумно красивого и чрезмерно беспечного маркиза де Сен-Мара. Сейчас душа Сильви совершала в некотором роде паломничество к святым местам.
Было еще совсем рано, заря только-только опалила небо. Сильви выбрала для прогулки этот ранний час, чтобы успеть пройтись до подъема королевской четы. Но, дойдя до павильона Салли, она обнаружила, что нескончаемая анфилада садов между прудом с карпами и Большим каналом заполнена людьми. Все эти слуги, мастеровые, садовники определенно были заняты подготовкой к какому-то празднеству, о котором еще никто не проговорился, накануне вечером парк был совершенно пуст и безлюден. Разочарованная и немного раздосадованная, Сильви уже готова была вернуться во дворец, когда у нее за спиной раздался мужской голос:
— Умоляю, госпожа, сохраните тайну еще два-три часа!
Низкий, теплый голос кольнул ее, как стрела. Она обернулась и увидела его. Из-за шелковой накидки, в которую она завернулась, чтобы уберечься от утренней влаги и прохлады, она осталась не узнанной. Теперь они стояли лицом к лицу, застыв от неожиданности, не находя слов, не смея шелохнуться. Зато живы были их сердца, тянувшиеся друг к другу, и глаза, проникавшие глубже самого пылкого поцелуя, загоревшиеся радостью, над которой ни он, ни она не были властны.
Впрочем, радость Сильви быстро сменилась ужасом. Ее охватило желание броситься бежать, но он удержал ее, схватив за край накидки.
— Прошу тебя, Сильви, ради памяти о прошлом подари мне хотя бы краткий миг, который нам по божьей милости дозволено провести вдали от любопытных глаз!
